— Василий Иванович, ты ли это?
— А то кто же?
Вскоре мы сидели в одном из классов бывшего кадетского корпуса, где разместился инженерный отдел штаба фронта. Со стен на нас смотрели выцветшие фотографии молодых военных панков, которые, вероятно, теперь бежали через Залещики в Румынию вместе со свитой Рыдз-Смигы и Бека или под конвоем красноармейцев шли на восток вместе с генералом Андерсом.
Полковника Шестакова здесь не оказалось. Получив новое назначение начальником инженерных войск 6-й армии, он сразу и уехал в Самбор представляться командующему.
К вечеру в комнатах инженерного отдела стало шумно. Собрались с разных концов: майор Н. С. Горбачев, эксцентричный, живой, с душой нараспашку военинженер 2 ранга И. Е. Прусс, которого командиры всех рангов называли ласково по имени — Илюша; майоры М. К. Орлов, В. М. Кашников, П. В. Афанасьев.
Жизнь шла размеренно. Настоящей работы для саперов не было, и мы скучали. Изредка вечерами ходили в кино.
В один из таких вечеров возле кинотеатра неожиданно столкнулись с Шестаковым.
— Я думал, вы где-то носом землю роете, а вы... — полковник был, видимо, так удивлен, что не мог даже закончить начатое вступление. В его словах звучали укор и нотки недовольства.
— Нам здесь, собственно, и делать-то нечего, товарищ полковник, — сказал несколько опешивший Аралов. — В Каменец пора бы обратно. Хозяйство без надзора осталось...
Шестаков зло посматривал на нас сквозь свои роговые очки.
— Вам, я вижу, некогда, боитесь опоздать в кино.
Чувствуя, что полковник нас так не оставит и что все равно он что-нибудь придумает, я с расстановкой ответил:
— Простите, товарищ полковник, но Аралов прав. Во Львове нам делать нечего.
— Ах, так, — вспылил Шестаков, — тогда идемте со мной, голубчики мои. Сейчас двадцать ноль-ноль. Через три часа чтобы здесь и духу вашего не было.
К исходу следующего дня шофер, вопреки всем капризам машины, все же доставил нас в Каменец-Подольск. Дежурный по управлению ошарашил Аралова неожиданным известием: Оленька вчера приехала и теперь находится в Гавриловцах.
В Бессарабии
C установлением новых государственных границ по реке Сан и южнее Станислава в предгорьях Карпат наш Каменец-Подольский укрепленный район, особенно его правый фланг, утратил свое прежнее значение. В течение зимы 1939/40 года шла интенсивная переброска кадров, механизмов и материалов на строительство нового рубежа по линии Любомль — Владимир-Волынский — Рава-Русская — Перемышль. Почти целиком ушли туда со всем своим хозяйством два строительных участка во главе с Мелентьевым и Фоминым. Туда же на новое строительство отозвали В. Шестакова, получившего звание комбрига, М. Тимофеева, ставшего подполковником, и других командиров. У них хорошее настроение. Советское правительство высоко оценило труд военных строителей. На днях побывали в Кремле и получили награды В. Шестаков, М. Тимофеев, Л. Котляр, А. Астанин, Н. Горбачев, И. Прусс, А. Притула, И. Салащенко, М. Чаплин и В. Кашников.
К весне 1940 года из первых строителей Каменец-Подольского укрепленного района осталось на месте немного. Миша Чаплин, Паша Аралов, Геня Лосев затосковали здесь по тем бурным дням стройки, которые нас уже миновали. Эта страдная пора теперь на западе, за несколько сот километров отсюда. Зато в превосходном настроении был подполковник Я. М. Спольский.
— Вы понимаете, — частенько говорил нам Яков Маркович, — ведь благодать стала. Я теперь стреляю из наших коробок по всем уровским правилам. Поставляю мишени за Збручом и палю, сколько влезет. А то что за ученье, если стрелять нельзя.
Бывало еще до воссоединения Западной Украины Спольский нет-нет да и спустится со своими артиллеристами в дот посмотреть в амбразуру. Впереди, за рекой, над крутым обрывом, где начинался неведомый нам мир, раскинулся Хотин. В дореволюционное время это был небольшой уездный городок юга России. Но что там делается теперь, за этой старой крепостной стеной, даже через перископ не видно.
— Помнят ли хотинцы нас? — спрашивал он. — Долго ли еще будут ходить по золотистому берегу Днестра ленивые в высоких овчинных шапках сигуранцы?
Эти затаенные думы волновали тогда не только беспокойного артиллериста, но и всех советских людей, которые мечтали об освобождении Бессарабии, захваченной кликой румынских бояр еще в первые годы революции.