— Разрешите курить? — как бы невзначай спросил Лосев.
— Курите, курите. Только что ж это я... ведь в дороге, чай, проголодались, — и, решительно распахнув дверь, комбриг хрипловато крикнул: — Иван Иваныч, ну-ка поди сюда, ты что гостей потчевать не хочешь? Гости дорогие для меня, что и говорить... А рыбу привезли сегодня?
— Так точно, товарищ комбриг, — смущенно отвечает появившийся в дверях ординарец.
— Скажи, чтоб зажарили, да непременно на сливочном масле и чтоб того...
Рыжеватый, улыбающийся Иван Иванович взял под козырек и вышел на скрипучую деревянную лестницу. Его быстрые удаляющиеся шаги были отчетливо слышны издалека. День угасал. Недалеко на станции взволнованно перекликались паровозы, спеша с драгоценным грузом к линии фронта. В соседней комнате за стеной монотонно постукивал аппарат Морзе и дежурный телеграфист напевал украинскую песню из «Запорожца за Дунаем».
Не знаю, думал ли в эти минуты молодой связист о своей любимой, оставленной в чисто убранной горнице на Полтавщине, или песня уносила его далеко за широкий голубой Дунай с жаркой юношеской мечтой освободителя порабощенных славян, но исполнял он песенку так мягко и задушевно, что очнулся я только тогда, когда комбриг Якимович дернул меня за рукав.
— Ваши товарищи, — сказал он, — ушли во двор умыться, но вы не спешите, успеете.
Комбриг, усевшись в свое дубовое массивное кресло, стал набивать трубку табаком.
— Вот и хорошо, что мы, наконец, одни, — продолжал он. — Знаете, тяжело мне. Я об этом никому... Но вам честно признаюсь. Может, и годы уже не те. Я ведь призывался в Минске, еще когда там заседал первый съезд РСДРП. Времечко как бежит!.. Ну, да что говорить. Людей не хватает, сами видите. Больше половины сооружений гарнизонами не заняты. Пулеметов маловато. Все обещают, а немец, он ведь не ждет.
Комбриг сильно закашлялся, встал и, раздвинув занавеску, указал на оперативную сводку.
— Обстановка требует, — начал он более громко, — находиться мне на КП, а я все здесь, в Жмеринке. Начальник гарнизона. А кому это нужно? Вы думаете, мне это приятно? Нет. Необходимость заставляет быть здесь, проходят, скажем, эшелоны, ну кое-что и мне перепадает: пулеметы, винтовки, гранаты. На днях даже целую батарею 76-миллиметровых пушек подобрал с полным расчетом — приотстали где-то от своей части, а мне все же помощь.
Принесенный Иваном Ивановичем ужин так и остался на столе нетронутым. Начался продолжительный воздушный налет. Набросив на себя плащ, комбриг быстро зашагал к зенитчикам, а мы вслед за ним спустились по лестнице и во дворе стояли в щелях, наблюдая за ночным фейерверком трассирующих пуль и ярко-желтых люстр, повисших на небольших парашютиках. Молчание наше неожиданно прервал ординарец.
— Смотрите! Смотрите! — неистово кричал он, указывая рукой в сторону вокзала. — Подбили!
Действительно, на землю падал горящий самолет в виде клубка яркого пламени.
Вот уже несколько дней никто из нас почти не спит. На рытье противотанковых рвов работают десятки тысяч колхозников. Верхом на лошадях мы едва поспеваем с рекогносцировкой переднего края обороны, намечаем фасы рвов, строго увязывая их с огнем давно построенных и незаслуженно забытых железобетонных дотов.
Обстановка с каждым днем ухудшается. Фашистские летчики все чаще и чаще прилетают на наш рубеж, обстреливая людей из пулеметов. Иногда они засыпают поле листовками.
На левом фланге нашего оборонительного рубежа — Лосев, на правом — Аралов. Вести от них приходят нерадостные. В районе Могилев-Подольского Лосев установил связь с начальником инженеров укрепленного района, который сообщил, что румыны уже в Черновицах и подходят к Хотину, мост через Днестр у Могилева подготовлен к взрыву. Аралов передал запиской, что в городок Острог, неподалеку от Шепетовки, вошла немецкая танковая разведка.
По шоссе Проскуров — Киев бесконечной вереницей тянутся беженцы. Одни едут на подводах и велосипедах, другие двигаются пешком с узелками в руках, запыленные и голодные.
Отходящие войска обгоняют беженцев. Солдаты на машинах замаскировались ветками, угрюмы. Совсем неожиданно передо мной проходит колонна «самоваров»: так мы называли автомашины, работающие на дровах, которые в 1940 году прислали нам в безлесные районы на строительство. Во главе колонны — военинженер 1 ранга.
— Расскажи обстановку, — кричит он, вылезая из свежераскрашенной под цвет хорька «эмки».
— А вы-то как сюда попали? — недоумеваю я, и сам смотрю на человека, которого всегда видел подтянутым, свежевыбритым, а теперь он с бородой, в помятой и грязной гимнастерке.