— Ну и орел, — вырывается у меня, и сам врываюсь в комнату.
Накурено, хоть топор вешай. Товарищи хотят узнать новости. Но сообщить мне им особенно нечего. Их ведь в первую очередь интересует, когда начнем наступать, нет ли вестей об открытии второго фронта. В штабе саперной армии об этом знают столько, сколько и мы. Зато конкретные указания командующего по нашим саперным делам я им тут же передаю.
Когда почти все ознакомились с заданиями на ближайшие несколько дней, берусь за Кувакина. Он подходит ко мне, садится рядом на стоящий плетеный стул и высоко запрокидывает голову. Этим подчеркивается, что он — весь внимание. Все понимают этот многозначительный жест, и в комнате становится тихо. Видимо, эта немая сцена чем-то напомнила Гене Лосеву гоголевское творение, и он вскрикнул:
— Господа, к нам едет ревизор!
— Да, — подтвердил я неожиданную догадку нашего поэта, — к нам едет ревизор в лице генерала Швыгина. Вас, Виктор Петрович, прошу оказать ему необходимое внимание.
Тут поднялся невероятный шум. Особенно развеселились те, кто вспомнили низкорослого, коренастого комбрига Швыгина, растерянно шагающего по заросшим кукурузой молдавским полям в поисках забитых им кольев. Вспомнили и Мишу Чаплина, которого Швыгин величал не иначе как Чарли Чаплиным, видимо, считая это наибольшей похвалой и особым знаком своего расположения к этому военному инженеру.
Кувакин не был знаком с генералом, но он твердо верил в свои способности и ни капельки не сомневался в успешном выполнении роли своеобразного гида.
Комиссия генерала Швыгина заканчивает приемку рубежей. Больше всего неприятностей, вопреки ожиданиям, достается не от генерала, а от его помощника, высокого, пожилого полковника с аскетическим лицом. Своей двухметровой стальной рулеткой он без конца проверяет размеры сооружений, а компасом — азимуты амбразур и все записывает в акт приемки.
— Этот полковник, — говорит Глезер, — причинит нам немало неприятностей.
Я настроен более оптимистично. Ведь над сооружением укреплений мы трудились не за страх, а за совесть.
На всех фронтах царит зловещее затишье. В сводках Совинформбюро отмечаются лишь бои местного значения, действия авиации и отдельных кораблей в северных морях. А о том, какая исполинская работа ведется по подготовке весеннего наступления, об этом в сводках не скажешь. В дни затишья, как правило, очень активно действует разведка, ее ведут обе стороны беспрерывно и на большую глубину. На прошлой неделе саперы одного из наших батальонов привели из деревни Ильинка шпионку, женщину лет тридцати пяти, прилично одетую и слегка прихрамывающую на левую ногу. Как выяснилось при допросе, немцы около месяца обучали ее всяким премудростям шпионского дела в Виннице и ночью на парашюте выбросили в нашем районе для сбора необходимой информации. Приземление произошло не совсем удачно, женщина подвернула себе ногу. Много и долго рассказывала она о коварстве неприятеля. Даже посылая ее шпионить к нам в тыл, фашисты предупредили, что в случае если она не вернется, все близкие родственники, и в первую очередь дети, будут уничтожены.
— Какой цинизм! Какое коварство! — неистовствовал всегда такой мягкий и тихий Фомин, глядя на горько плачущую русскую женщину, жизнь которой была исковеркана врагом. Саша с охотой согласился сопровождать парашютистку в штаб армии, откуда позвонил», что она для них небезынтересна.
Чем окончилась эта история, точно не знаю, так как в то время мне пришлось выехать с оперативной группой штаба в Старобельск для получения новой задачи. Значительно позже рассказывали, что женщину будто отправили в штаб Юго-Западного фронта к маршалу С. К. Тимошенко, а оттуда на самолете доставили к партизанам, которым она крепко помогала в их смелых вылазках.
...Входит Водянник, и разговор неожиданно прерывается.
— Машина готова, — -докладывает он.
Всей гурьбой выходим на улицу. Весна в полном разгаре. В садах бурно цветут яблони, жужжат пчелы, и легкий ветерок колышет молодую зелень.
— Счастливого пути! — доносится голос Кувакина. — Через неделю ждите меня.
Из всего инженерного отдела бригады в штабе остался он один.
Но что поделаешь, когда комиссия никак не может закончить свою работу.
В Старобельске застаем еще штаб Южного фронта. Скоро он должен передислоцироваться в Ново-Айдар. Едем в инженерное управление, Двухэтажный беленький особнячок в центре города. Вход со двора. На втором этаже застаем полковника А. И. Прошлякова — начальника управления и маленького, подвижного А. Т. Шифрина, с которым мы одновременно учились в академии. Он начальник штаба.