Среди нас снова появился генерал-майор И. И. Швыгин. Его кирзовые сапоги, видимо, не чистились с момента получения их на складе, а китель и брюки, насквозь пропотевшие и засаленные, стали совсем землистого цвета. Щеголь Кувакин, сопровождающий генерала, выглядит куда импозантнее, и не удивительно, что на рубеже кое-кто из командиров частей, не разобравшись, ошибочно докладывает военинженеру 3 ранга.
Работа комиссии теперь идет значительно быстрей, чем в Алексеевке. Генерал объясняет это тем, что скоро должны прийти и занять рубеж специальные части — артиллерийско-пулеметные батальоны. Для нас, строителей, это радостная весть. Наконец мы воочию увидим, что наша работа не пропала даром. Жаль только, что никто не знает у нас, как и чем вооружены прибывающие части и удовлетворяют ли их схемы наших батальонных районов обороны.
— Все шло хорошо, пока не вмешался генеральный штаб. Это еще Швейк сказал, — напоминает Володя Тандит. — А вы хотите, чтобы у нас все вписалось. На войне такое не бывает.
— А нужно бы. Меньше кровушки стоило бы всем нам, — угрюмо отвечает ему Бялик.
Неожиданно перед нами вырастает бледный как смерть Водянник.
— Что случилось? — спрашиваю я.
— Нашего Васю убили.
— Как убили? Где убили?
— Тилько що приихав комбат Устименко и рассказав, що сегодня вранци недалеко от Сватова «мессер» обстреляв машину и пять пуль прошили нашего Василия.
Ищем Устименко. Кто-то говорит, что недавно его видели в оперативном отделении. Бежим туда. Комбат, уставший от бессонных ночей, нехотя вынужден повторить историю трагической смерти нашего голубоглазого Васи.
«Какая нелепость! — думаю я. — Ведь только вчера под напором бесконечных Васиных просьб я уступил ему и разрешил съездить на сутки в Боровую, а сегодня его уже нет в живых».
В день похорон солдата стало известно, что еще с утра началось долгожданное наступление наших войск на Харьков. Ночью была явственно слышна далекая артиллерийская канонада, которая, правда, скоро затихла.
Хочется, очень хочется услышать о наших успехах, но никаких сводок пока нет. Мы сидим в штабе бригады, лишившись сна. Здесь и новый командир бригады майор П. З. Престенский. Он тоже не спит, все время пытается установить связь со штабом саперной армии, но это не так просто, когда все пришло в движение. Лишь через день появились в Старобельске первые участники боев; большей частью это были либо легко раненные красноармейцы, либо шоферы. Настроение у всех боевое. Каждый утверждает, что Харьков будет взят в ближайшие дни. Наконец Советское Информбюро вечером 14 мая сообщило: «На харьковском направлении наши войска продолжали успешно продвигаться вперед. За два дня боев уничтожено и подбито не менее 150 немецких танков. Захвачено много трофеев и пленные».
Мы в восторге.
Все эти дни живем какой-то особо напряженной жизнью. 17 мая в газетах на первых страницах было напечатано крупным шрифтом: «В последний час. Успешное наступление наших войск на харьковском направлении».
Наши войска освободили уже свыше 300 населенных пунктов, продвинулись вперед на 20–60 километров. Передовые отряды достигли Мерефы. Но в Барвенково и в Балаклее сидят гитлеровцы. Они глубоко охватывают наши фланги и ведут оттуда беспокоящий артиллерийский огонь. Где гарантия, что враг не активизируется на этих участках? Следя ежедневно за оперативной обстановкой по карте, мы с тревогой задавали себе этот вопрос.
Конечно, никто из нас не допускал мысли о неудаче. Но, к сожалению, случилось именно так.
Немецкая группа армий «Юг», усиленная значительными силами, главным образом авиацией и танками, прорвала нашу оборону в районе Изюм — Барвенково и в течение нескольких дней окружила всю наступающую группировку советских войск.
В ряде мест еще продолжались жаркие бои. Узловая станция и город Купянск нелегко достались немцам, но полное господство в воздухе их авиации, которая буквально прижимала к земле наши стрелковые части, делало сопротивление невозможным.