— Скажите, где теперь Воробьев, автор вот этой книги? — и показал ее Котляру.
М. П. Воробьев сперва стал командующим 1-й саперной армией, затем начинжем Западного фронта и наконец начальником инженерных войск Красной Армии. Человек он был способный, знающий и закончил войну в звании Маршала инженерных войск, оставив о себе добрую память.
Когда стемнело, в небе снова, как и в прошлые ночи, стали быстро перебегать из одного конца небосклона в другой яркие лучи прожекторов. Изредка стреляли зенитки. В начале августа немцы не бомбили Сталинград, они надеялись на взятие его с ходу целехоньким. Летали же главным образом по ночам только разведчики и то на очень большой высоте. Люди, уже привыкшие к этому, продолжали шагать по широким зеленым площадям и улицам, обходя убежища, куда зазывал по радио диктор и направляли огромные стрелы, нарисованные на цоколях многих домов.
Взошла над Волгой поздняя луна. Где-то далеко-далеко, вниз по течению, перекликались между собой идущие на пониженных скоростях с потушенными огнями пароходы и огромные железобетонные нефтеналивные баржи. Сегодня мы всей группой покидаем Сталинград. Едем к себе, в штаб саперной армии. Миновав Тракторный завод, берем курс на Дубовку и дальше на Гусенбах. Кто знает, что нас там ждет?
Оказывается, от Сталинграда до Гусенбаха значительно дальше, чем от Гусенбаха до Саратова. Это открытие делает Геня Лосев, случайно заглянувший в мою карту.
В Ольховке заночевали и в Гусенбах попали лишь на другой день.
Штаб армии, как это чаще всего бывало при размещении в небольших пунктах, обосновался в школе, и найти его не представляло никакого труда. Здесь, вдали от Сталинграда, царила тишина. Воздушные пути ночных немецких бомбардировщиков дальнего действия тоже проходили где-то в стороне от этих мест.
В штабе, как всегда, почти во всех комнатах накурено и народу, особенно приехавших из частей, больше чем обычно.
В инженерном отделе, у Анатолия Шаповалова, застаем Чепайкина.
— Игорь, здорово! Ты как сюда попал?
— У него, милок, спроси. Этот все знает, — показывает он на Шаповалова.
Шаповалов долго отмалчивается, несмотря на все мои просьбы. Но, видно, он знает что-то весьма важное для нас.
— Интересно, может, второй фронт открылся или Гитлер сдох? — серьезно допытываюсь я. — Но тогда зачем сие скрывать?
Анатолий качает головой.
— Значит, не это?
— Вот пристали, черти окаянные... Никак от них не отвяжешься. Говорю же — это из другой совсем области.
— Так скажи из какой? — озлобился Чепайкин.
— Не скажу.
Но как раз в этот момент я почувствовал, что Анатолий начал сдаваться и больше молчать не может. Так оно и вышло. Смысл его рассказа коротко сводился к следующему. Саперные армии, сформированные осенью и зимой 1941 года, сыграли большую положительную роль. Они обеспечили подготовку саперов, действующих в боевых порядках войск, а из более пожилого контингента солдат — военных строителей, настоящих мастеров по возведению тыловых полевых укреплений. Однако дальнейший опыт подсказывал, что громоздкая структура саперной армии не позволяет оперативно управлять частями. Поэтому решено саперные армии ликвидировать и на их базе сформировать отдельные инженерно-саперные бригады. Создавались также совершенно новые военно-строительные организации — управления оборонительного строительства (УОСы), на которые возлагалось строительство тыловых укреплений.
— Куда теперь нам податься? — после некоторого раздумья спрашивает Чепайкин, обращаясь к Шаповалову. — В бригаду или УОС?
— Тебе, дружок, в УОС — строить надо, а вот ему... — Шаповалов посмотрел в мою сторону, — есть телеграмма от Воробьева. Тебе в Сталинград отправляться.
Прежде чем отбыть к месту нового назначения, получаю разрешение у генерала Косенко поехать на несколько дней в Саратов. Еду туда с Виктором Петровичем Кувакиным. Четыре часа езды — и Водянник доставляет нас к цели. У почтамта мы с Виктором Петровичем расстаемся: я направляюсь к моему родственнику, начальнику цеха эвакуированного сюда из Харькова завода, на Цыганскую улицу.
Летом Саратов произвел на меня куда более благоприятное впечатление, нежели в начале года. В нем много зелени, интересных по архитектурному замыслу зданий, да и люди выглядят как-то привлекательней и веселей. Народу, говорят, теперь здесь в два раза больше, чем до войны. Ритм жизни стал быстрее, и некогда тихие, не очень широкие улицы оживились и стали краше.