— Идите! — Женщина тихо махнула рукой. Мария строго-настрого приказала Сережке оставаться на месте до ее прихода.
— Если сойдешь с места, Боженька накажет и тебя, и меня! — со всей возможной убедительностью прошептала она ему в пыльное, теплое ухо и с неспокойным сердцем быстро пошла, почти побежала назад. Мать рассчитала, что операция Саши к этому времени должна подходить к концу. Навстречу ей, поднимая столбы серой пыли, промчался кортеж из семи огромных черных машин с затененными стеклами, а уж следом за этими чудовищами проехала светлая «Газель» с надписью на боку «Телевидение». Но Мария не обратила внимания ни на приезд сильных мира сего, ни на машину с заманчивой надписью — путь до Бога казался ей гораздо ближе, чем до этих людей, да и мысли ее были все устремлены к дочери. Поэтому, посторонившись лишь для того, чтобы не быть совершенно запыленной, через минуту она продолжила свой трудный путь.
Фельдшер Анна Ивановна сидела в приемном покое на своем месте и читала все ту же газету.
— Здравствуйте! — задыхаясь, поздоровалась с ней Мария и привалилась в изнеможении к косяку.
Анна Ивановна посмотрела на нее строго, будто не узнавая.
— Как моя девочка?
— Откуда ж я знаю? — Анна Ивановна аккуратно сняла очки, сняла со старого аппарата телефонную трубку и набрала две цифирки. На том конце провода никто не ответил. Анна Ивановна положила трубку, потом опять сняла ее и несколько раз постучала пальцем по рычагу. Все это время Мария стояла, будто с остановившимся сердцем.
«Нарочно время тянет. Не хочет говорить!» — думала она, боясь допустить мысль о самом страшном.
Наконец на втором этаже кто-то откликнулся.
— Алло, алло! — закричала Анна Ивановна таким зычным голосом, что ее можно было услышать в открытые окна и без всякого телефона. — Вы там что, поумирали все, что ли? Целый час вам звоню, никто не отвечает! Кончилась операция? Мамаша девочкина пришла!
Мария почувствовала, что сейчас потеряет сознание. Медленно стала она оседать на пол.
— Куда? Куда? — закричала теперь на нее Анна Ивановна. — Нечего тут на пол грохаться! Что ж тут такое будет, если все начнут на пол падать! Это ж как я тогда ходить-то буду, через всех вас переступать!
Мария от ее окрика действительно удержалась в сознании и переползла на кушетку.
— А вот сюда, мамаша, нельзя! Сюда только больные ложатся! — Анна Ивановна подвинула ногой в сторону Марии старую табуретку и налила ей желтоватой воды из графина, стоящего отдельно на тумбочке.
— Так что моя дочка? — Мария взяла стакан, поднесла ко рту и сама удивилась — так громко застучали о край граненого стекла ее зубы.
— Ой, ну не надо же так переживать по пустякам! — подступила к ней с ваткой, смоченной нашатырем, Анна Ивановна. — В реанимации твоя девочка. Операция была сложная, но прошла нормально. Сейчас она еще спит.
— Я к ней пойду! — Мария отодвинула толстую руку, держащую ватку.
— Нет уж, мамаша, туда нельзя!
— Пустите! — страшно, как зверь, вдруг зарычала Мария и кинулась к двери.
— Ну уж вот еще, чего не хватало! — Цепкие руки Анны Ивановны, не меньше, чем у Марии, привыкли ко всякой тяжелой работе. Красные, как клешни, они были похожи на ковши экскаватора. — Что ж такое будет, если все будут кидаться куда ни попадя! Сказано, нельзя в реанимацию — значит, нельзя! Через денек-другой переведут девочку в общую палату, тогда и пущу! А сейчас иди-ка домой или где ты там остановилась! Да ведь и мальчишка у тебя еще был! Воспоминание о Сереже отрезвило Марию.
— Правду говорите, что Саша жива?
— Ой, дура баба! Зачем мне тебе врать-то?
Мария вытерла глаза уголками платка, вздохнула, перекрестилась и встала.
— Спасибо! Дай Бог вам здоровья!
— И-и-эх! — зевнула Анна Ивановна в ответ. — Здоровье никогда не помешает!
Голова у Марии шла кругом. Саша была в реанимации, это означало, что пробудет она в больнице минимум неделю, а то и две. Сын Сережа оставался перед воротами монастыря под присмотром чужих людей. У самой Марии не было ни денег, ни крыши над головой.
— Нам негде остановиться, — робко сказала она, обращаясь будто не к суровой Анне Ивановне, той она боялась в глаза посмотреть, а словно к больничному потолку. — Нельзя ли нам с сыном где-нибудь при больнице, в подвале… или, может быть, в прачечной…
— Нельзя! Все тут будут заразу носить!
Анне Ивановне вообще-то было Марию жалко, но она не хотела и не могла пустить постороннего человека в больницу без разрешения свыше. Поэтому, чтобы отсечь лишние и ненужные просьбы, она выбрала для разговора суровый тон. И Мария поняла, что ничего не получится, повернулась и быстро пошла обратно.