Выбрать главу

Бессудный. Уж это сохрани господи! глупей бабы быть! Не то что умней, а вороватей.

Миловидов. А ведь, должно быть, скверно, когда жена обманывает! Как ты думаешь?

Бессудный. Что хорошего! Да ведь каков муж! Другого обманет, так и сама не рада будет, что на свет родилась. Вот я тебе притчу скажу. Был у меня приятель, мужик богатый, человек нраву крутого. Только стал он за женой замечать, что дело неладно. Вот он раз из дому и собрался будто в город, а сам задворками и воротился, заглянул в окно, а жена-то с парнем. Что ж он, сударь, сделал!

Миловидов. А что?

Бессудный. А вот что: парню-то он дал уйти; выждал поры да времени, затопил овин, будто хлеб сушить, да пошел туда с той – с женой-то, с подлой-то, да живую ее, шельму, и зажарил. Вот что он сделал!

Молчание.

Миловидов. Судили его за это?

Бессудный. Нет.

Миловидов. Отчего же?

Бессудный. Да кто ж видел? Кто докажет? Сгорела, да и все тут. Он потом на Афон молиться ушел. А по-моему, так и судить-то не за что: моя жена, я в ней и властен. Да где ж это бабы-то? Где вы там?

Аннушка показывается в средней двери.

Поди, что ты там забилась! Где вас надо, тут вас и нет. (Уходит.)

Явление восьмое

Миловидов и Аннушка.

Миловидов. Скучно что-то, Аннушка!

Аннушка. Вам-то скучно? Может ли это быть?

Миловидов. Отчего же?

Аннушка. Да вы какое хотите веселье, такое себе и найдете. Все в вашей воле. Вам некогда и скучно-то быть! А вот нашу сестру скука-то одолеет, тут куда деться!

Миловидов. Не то что мне скучно, а так, делать нечего.

Аннушка. Да какое же у господ дело! Разве вы, век свой живете, делаете что-нибудь! Обыкновенно одна только забава! Надоело дома, по соседям пировать поедете; и то наскучило, так соберете псарню да зайцев гонять; а то так над нашей сестрой издеваетесь да помыкаете как хотите. Ведь вы, чай, про себя-то думаете, что у нас души нет, мы и чувствовать ничего не можем. Вы, чай, думаете, что мы и не тоскуем никогда. А знаете ли вы, Павлин Ипполитыч, что несчастней нас, девушек, нет никого на свете.

Миловидов. Да пожалуй, что ты и правду говоришь.

Аннушка. Правду, Павлин Ипполитыч, правду!

Миловидов. Да что ты стоишь, Аннушка! Садись сюда ближе!

Аннушка. Сейчас. Вам трубку?

Миловидов. Да. (Кричит.) Гришка!

Аннушка (берет трубку и подходит к дверям). Гришка, подай барину трубку. (Приходит и садится рядом с Миловидовым.) Какой хотите пример возьмите, хоть меня. Приходит девушка в возраст, как должно; что у ней на уме, спросите-ка! Милый человек и больше ничего. Потому всякая знает хорошо, что только ей и пожить, пока она на свободе; а как выдали замуж, так и стала работницей до самой смерти. В это время долго ль нас обмануть! Всякому веришь; кто что ни говори, все думаешь, что правда. Вот этак другой обойдет девку словами, та думает, что она в раю; а он про нее и думать забудет, да еще смеется над ней. Вот когда, Павлин Ипполитыч, девушке скучно-то бывает. Вот когда ей жизнь-то не мила. А у вас какая скука!

Миловидов. Разумеется.

Гришка подает трубку и уходит.

Аннушка. Нападет тоска по милом-то, куда с ней деваться? Эту тоску в люди не снесешь, ни с кем не разделишь. Разве пожалеют тебя? Всякий над тобой же смеется. И размыкивай горе одна, в углу сидя. А одной-то с горем куда тяжело! Сидишь, не дышишь, как мертвая, а горе-то у тебя на сердце растет… Точно гора какая тебе сердце давит… Мечешься, мечешься.

Миловидов. Хорошая ты девушка, Аннушка!

Аннушка. Теперь только разве вы узнали, что я хорошая девушка? Было вам время меня узнать-то: я тогда еще лучше была.

Миловидов хочет обнять ее; она встает.

Что же это такое вы делаете? За что меня обижаете?

Миловидов. Чем же я тебя обижаю?

Аннушка. Любите другую, а меня от скуки целовать хотите! Что же я такое для вас? Как же мне о себе думать? Ведь это вы мне нож в сердце!

Миловидов. Кто ж тебе сказал, что я тебя не люблю?

Аннушка. Вы сами сказали давеча на этом месте. Не пожалели меня, прямо в глаза сказали.

Миловидов. Мало ль что я говорю. Так давеча хандра какая-то нашла.

Аннушка. Мне бы к вам и выходить-то не надо было; уж я теперь и ругаю себя; да сердце-то наше слабо: все думаешь, а может быть…

Миловидов. Что «может быть»?

Аннушка. Да, может быть, думаешь, он Бога побоится, совесть его зазрит. А ведь и знаешь сама, что этого никогда не бывает, а все лезешь на глаза, точно милости просишь. Стыдно потом до смерти! Нет, прощайте! (Плачет. Миловидов хочет обнять ее. Она отталкивает его.) Оставьте вы меня!

Миловидов. Ну я виноват! ну прости ты меня, прости! (Обнимает ее.)

Аннушка. Бог с вами!

Миловидов целует ее.

Ах, Боже мой! Что вы со мной делаете! Оставьте, оставьте меня! Ведь я живой человек, вы видите, я с собой совладать не могу. А это нехорошо. Стыд-то какой, стыд-то какой! Что я из себя делаю! Где у меня совесть-то! Я себя после проклинать буду.

Миловидов. За что же?

Аннушка. Уж про любовь я вас и не спрашиваю! Какая любовь! Хоть немножко-то вы меня жалеете ли? Чтоб мне не так было самое себя совестно, что вы меня целуете. Или вы всё смеетесь надо мной?

Миловидов. Как можно, что ты!

Аннушка. А потом опять на меня глядеть не станете. Куда я тогда от своего стыда денусь?

Миловидов. А мне кажется, что я тебя полюблю больше прежнего.

Аннушка (смотрит на него как бы с испугом). Прежде вы меня обманули – Бог с вами; а теперь обманете – Бог вас накажет. (Прилегает к Миловидову на грудь.)

Входят Бессудный и Евгения.

Явление девятое

Миловидов, Аннушка, Бессудный и Евгения.

Евгения. Совет да любовь!

Аннушка. Ах! Что я это! Вот вы меня перед людьми в стыд ввели.

Миловидов. Что за стыд! Вот вздор! Я поеду домой, а денька через два приеду. Гришка!

Гришка у двери.

Лошадей! Прощай, хозяин! Прощай, хозяйка! (Целуются.) Прощай, Аннушка, милая! (Целуются. Уходит. Аннушка провожает его.)

Евгения. Видел?

Бессудный. Ну, видел. Ну так что же? Вас тут сам лукавый не разберет.

Евгения. Вот ты теперь и кланяйся жене-то в ноги за обиду. За что ты давеча на меня зашипел, как змея василиска!

Бессудный. Ну, ладно! Вперед зачти. (Уходят в среднюю дверь.)

Аннушка возвращается.