- Скажи, вы правда надеетесь выиграть время, принеся меня в жертву этим тварям, или это просто жест отчаянья? - спросил паренёк у Дейгуна, внимательно инспектирующего его сумку.
Следопыт холодно нахмурился, не поднимая на него глаз, увязывая рюкзак покрепче.
- Тебе стоит сосредоточить мысли на хорошем. Придумай, как подольше избежать гибели, и ты подаришь всей деревне ещё несколько дней жизни.
Юноша стыдливо опустил глаза, не чувствуя в себе сил продолжать эту игру.
- Ну, уж прости меня, что я ещё недостаточно очерствел для всего этого, - ответил он с желчью в голосе. - Я же не отпетый искатель приключений с тысячью пройденных миль за плечами...
На удивление, эльф замер на месте, словно застигнутый врасплох мыслью. Он повернулся к воспитаннику, словно кукла на плохо смазанных шарнирах, и всмотрелся в его лицо долгим внимательным взглядом, запоминая его навсегда.
- Я знаю, что тебе пришлось уже слишком многое испытать, - произнёс он каким-то не своим голосом, как будто моложе, живее как-то. - И придётся пережить ещё больше, прежде чем Боги заберут тебя к себе. Я прошу тебя только об одном. Оставайся настоящим человеком.
Рейтер оледенел, получив такое неожиданное наставление. По инерции он постарался найти в нём двойное дно, какой-то скрытый смысл, но быстро отказался от неблагодарного занятия. Он уже решил раньше, что больше не будет копаться в запутанном отношении к нему своего опекуна. Больше незачем было разговаривать с эльфом, с которым они точно больше никогда не увидятся. Он просто вырвал у него из рук рюкзак, буркнул что-то неразборчивое на прощание и выбежал из дома, чтобы больше никогда сюда не вернуться.
Полудроу замер у задней двери, тяжело дыша и пытаясь собрать воедино разлетевшиеся мысли. Он знал стольких людей в этой деревне. В родной деревне, как бы он к ней не относился. На одно биение сердца ему захотелось поговорить с каждым из них, услышать их личное мнение. Столько интересных, колоритных персонажей. Хоть кто-то из них должен сказать что-то, что ему поможет...
Но в следующий миг Рейтер зарычал, мотая головой и взъерошивая светлые волосы. Всё, чего ему от них на самом деле хотелось - это услышать их соболезнования, самому ощутить немного сочувствия. Им сейчас было не до переживаний волшебника-недоучки. У них было своё горе, с которым он им ничем не мог помочь. И его появление определённо не подбодрит их. Скорее наоборот. Он и так сделал всё, что мог, чтобы спасти их...
Приглядевшись, парень заметил в густой сухой траве быстро промелькнувшую чёрно-белую шкурку. Его сердце на мгновение ёкнуло, отозвавшись тупой болью. Рейтер подошёл поближе, успокаивающе поднимая руки и шепча тихие бессмысленные увещевания. Миг спустя он поднял из травы маленького крольчонка, который тут же принялся ластиться к нему и лизать пальцы.
Это был Сильва, домашний питомец Эми, которого она нашла в одиночестве на болоте, с перебитой лапкой, выходила и привязала к себе. Кролик постоянно за ней таскался и не переставал радовать девушку своей милой мордашкой и очаровательной прожорливостью, с которой он схрустывал морковки и листы капусты, нарванные на окрестных полях. Теперь некому было присматривать за ним, и голодный зверёк сбежал из своей клетки во дворе разрушенного дома.
Юноша грустно посмотрел на ворочающегося в его руках крольчонка. Затем, приняв решение, расстегнул ворот куртки и приподнял зверька повыше. Сильва тут же ткнулся носиком ему в подмышку, проникая под одежду и сворачиваясь маленьким клубком под сердцем. Только его мордочка выглядывала из тёплого местечка, рассматривая всё вокруг любознательными чёрными глазками-пуговками.
Рейтер стиснул зубы, ощущая, как распространяется по его груди тепло, и воровато застегнулся на все пуговицы, чтобы никто не увидел прижавшегося к нему крольчонка. Он почувствовал, что на глаза наворачиваются совершенно ненужные слёзы, и поспешил двинуться по тропе вглубь трясины. Ни с кем не прощаясь. Дейгун поведал ему, что попытается сохранить отъезд осколка в тайне, и юноша совсем не горел желанием эту тайну кому-либо раскрывать. Кроме Сильвы, у него в этом месте никого не осталось.
* * *
Лишь одна пара глаз, умудрённых и окружённых морщинами, наблюдала за его отправлением. Старый эльф молчаливо смотрел со своего порога, как его приёмный сын скрывается в тёмной сени болотных деревьев. В длинном походном плаще неопределённого цвета, с дорожным посохом в руке и нагруженной котомкой, как горб, свисающей за спиной, он ничем не отличался от любого иного путника на бесконечных дорогах Фаэруна. Дейгун тихо вздохнул и тоже отправился в топи. Чуть в сторону от пути, избранного его воспитанником.
Охотник неслышным шагом шёл по погружённым наполовину в трясину стволам, по кочкам жёсткой болотной травы, перепрыгивал привлекательные на вид зелёные полянки, скрывающие под собой бездонный омут. Он издали обходил встречающихся ему на пути падальщиков, уже собирающихся, чувствуя кровавое пиршество, и прекрасно известные ему гиблые места. Мысли эльфа в это время были заняты совсем другим. Осколок, отданный им этому беспечному мальчишке.
Дейгун так же живо, как и восемнадцать зим тому назад, видел перед собой последние конвульсии умирающей Шайлы, пока лекарь доставал из неё этот самый кусок странного холодного серебра. Его Шайлу убили не свободно сновавшие вокруг демоны и не прикосновение отвратительной нежити. Её убил этот проклятый осколок, вонзающийся всё глубже ей в сердце, пока его пытались из неё вытащить. Лекарь растерянно развёл руками, признавая своё бессилие. К тому времени, как они поняли, что магическое серебро не желает расставаться с обретёнными им ножнами, Шайла уже... отошла. Эсме затихла вскоре вслед за ней, не приходя в сознание, потеряв слишком много крови от пронзившей всё тело раны. Осколок, вынутый из её уже мёртвого тела, забрал себе приехавший на похороны Дункан, его единокровный брат-полуэльф.
Для Дункана, в то время ещё не оставившего стезю искателя приключений, это был просто любопытный сувенир, очередной трофей, который можно продать любопытному мудрецу или повесить на стену над камином. Он не видел этого осколка, залитого алой кровью своей жены, только что вынутым из её ещё горячего тела. Проклятый кусок серебра всегда оставался таким же холодным, сколько бы Дейгун не держал его в руках, задумавшись в тёплом кресле у камина, как будто требовал, чтобы о нём постоянно вспоминали. Даже когда лесной эльф в порыве гнева бросил его в камин, осколок ничуть не нагрелся, своей прохладой постепенно затушив пылающий огонь и остудив угли. Эльф чувствовал, что на серебре лежит какое-то жуткое проклятье, и даже когда этот самовлюблённый чародеишка из Невервинтера с мудрым видом заявил, что не видит в осколках ничего значительного, кроме "слабого следа магического заклятья или демонического огня", Дейгун ему ни на миг не поверил. Осколок взывал к нему, требуя чего-то неясного, невозможного, словно постоянно шепча над ухом на каком-то языке, которого охотник не понимал.