Иногда Дейгуну и самому казалось, что серебро того осколка перетекло на него, окружив живую кожу холодной серебряной бронёй.
Но он не жалел о потерянном. Он проживёт и без него.
Следопыт вышел на поляну посреди топей, где его ждала изящная фигура в простой робе с капюшоном, как будто неразличимо сливающаяся с окружающим её болотом. Гостья откинула капюшон на плечи и радушно улыбнулась, открыв приятное эльфийское лицо с гривой каштановых волос и внимательными светлыми глазами.
- Ты собираешься последовать за ним, не так ли? - спросил охотник, не утруждая себя с приветствиями.
Элани кивнула, улыбаясь беспечно и счастливо. Она глядела куда-то мимо его плеча, видя только для неё существующие картины.
- Я отдал ему осколок, - продолжил старый эльф, вглядываясь в эти розовые глаза, которые, кажется, не способны были видеть зло в окружающем мире. - Прошу тебя, проследи за тем, чтобы он не расстался с ним... чтобы зло не попало в чьи-то невинные руки.
Лесная эльфийка безмолвно взглянула на него. На её неизменном в вечности лице отразилась лёгкая печаль.
- Ты не представляешь, какая тьма содержится в этом невзрачном куске серебра, - попытался увещевать её Дейгун, приоткрывая на краткий миг истинные чувства, протекающие сквозь его сердце. - Она сведёт его с ума. Она заставит его искать, на ком выразить свою ненависть. Она...
- Ты зря так низко ставишь своего воспитанника, - прозвучал её звонкий, как музыка воды, падающей на обточенные ею камни, голос. - Он гораздо лучше тебя справляется с тьмой внутри себя... а ведь он носит её под сердцем все восемнадцать лет.
Эльфийка развернулась и спокойным, дородным шагом направилась в чащу, исчезая среди теней плачущих деревьев.
- Осколок не должен попасть ни к кому другому! - отчаянно крикнул ей вслед старый эльф. Рука его дёрнулась, чтобы удержать друида, но пальцы бессильно сомкнулись лишь на пустом воздухе. - Я не знаю, что тогда произойдёт, но эту ненависть ни за что нельзя выпускать наружу! Ты слышишь?... Этого нельзя допустить!...
Он кричал, срывая голос, но его слушателями были только качающиеся камыши и бездонное небо над головой, затянутое набухшими снегом тучами. Охотник развернулся и молча побрёл домой. Впервые в жизни он осознал, что чувствует страх, который не может преодолеть.
* * *
Одинокий юноша вышел за пределы деревни и вскоре набрёл на тропу, ведущую на север, вдоль побережья Мечей и к портовому Хайклифу, куда и советовал ему направляться опекун. Он взглянул на карту, затем бросил осторожный взгляд в обе стороны вдоль тропы - и быстро пересёк её, уходя дальше вглубь топей. Он прекрасно понимал намерения изгнавших его односельчан, но не собирался слепо следовать прямиком в ловушку.
Пока что его больше беспокоила другая мысль. Единственный путь спастись для жителей Гавани - это вынудить бандитов бросить все силы на то, чтобы остановить осколок, движущийся в большой город, где они наверняка не смогут так просто его достать. И сделать так, чтобы они могли успешно преследовать носителя осколка. А иначе мародёры вернутся и постараются всё равно вырезать Гавань до последнего жителя, просто от досады. Дейгун не мог не подумать, что его приёмный сын просто оставит осколок на видном месте посреди тропы, а сам сбежит куда-нибудь прочь, желательно - на другой конец Фаэруна. И оставит надпись: забирайте, и подавитесь. Старик должен был отправить за ним тайную слежку, чтобы предотвратить подобное поведение - а заодно и убедиться, что носитель осколка оставил за собой достаточно ясный след. Не то чтобы юноша на самом деле собирался выбросить кусок серебра в болото, несмотря на то, как к нему относились в Гавани. Нет, такое было не по нему. Но перспектива того, что за ним вновь будут постоянно наблюдать, не могла его радовать.
На болотах было довольно красиво в это время года. Сухой, терпкий воздух переполняли запахи тины и стоячей воды. Лишённые листьев деревья кланялись ветру, загораживая всё свободное пространство чёрными голыми ветвями. Пробираясь между ними, раздвигая руками кривые ветки, с которых осыпались кусочки коры и последние увядшие листья, Рейтер чувствовал внутри невероятную пустоту. Он был свободен. Наконец-то, спустя столько лет мучений, он мог просто гулять по этому осеннему лесу, сколько его душе угодно... а его сердце желало лишь, чтобы кто-нибудь прирезал его прямо здесь, и он остался лежать где-нибудь под старой елью, в луже собственной крови.
Паренёк прорвался сквозь застлавшую его путь колючую преграду и побрёл дальше, настороженно прислушиваясь к тому, как хлюпает болотная вода под ботинками. Землю вокруг устилал бесконечный грязно-зелёный ковёр, и каждое следующее дерево казалось точной копией предыдущего.
А вокруг расстилались красоты Топей. Кроваво-красный мох, страшно ядовитый, почти круглый год выпускающий облака спор, покрывал утопающие в трясине пни-великаны. Проглядывали через переплетения стволов глазки болотных цветов, блёклых и на вид совершенно безжизненных. На одинокой кочке посреди огромной зелёной поляны примостился тонкий стебелёк с длинными, нежными и мясистыми листьями - это горенка лечебная, невероятно редкая трава, из которой варят чудодейственные целебные зелья. Как будто нарочно, она забралась в самый центр бездонной топи, предлагая кому-либо попробовать достать себя!
Рейтер не обращал ни на что вокруг внимания, безучастно глядя лишь себе под ноги и напряжённо пытаясь думать. Но в голове лишь гудела тяжёлая, глухая тишина, и сколько он не старался, мысли не шли, замирая и угасая перед глазами.
Лямки тяжеленной сумки оттягивают плечи.
Свинцовое, наполненное бурей небо нависает над головой, придавливая взгляд к земле.
В оглушительной тишине болот лишь доносится отовсюду писк мошкары.
Глаза наливаются усталостью. Всё расплывается, и парень отчаянно промаргивается, растирая оседающую из воздуха грязь по щекам.
Словно в трансе, он не думал ни о чём, ни о оставленной далеко позади деревне, ни о потерянной... подруге, ни о том, что ждёт его впереди, что предстояло сделать...
Но вот, неподалёку доносится тихое-тихое журчание ручейка, и парнишка со всех ног бросается в ту сторону, торопясь, как будто это мираж, что вот-вот исчезнет. Сбросив сумку, он припал к тонкой струйке чистой воды, перекатывающейся по каменному ложу, чуть ли не вылизывая камни, смоченные драгоценной жидкостью.
Сперва ему показалось, что на поверхности воды пошли волны, искажая отражение. Через жадность оторвавшись от каменного русла, паренёк подставил ладони под ручеёк воды и пригляделся к окружающему лесу.
Только тогда он откинулся назад, беззвучно бормоча что-то одними губами, пытаясь на руках отползти подальше от берега.
Прямо перед ним покрытая сухим тростником земля зашевелилась и вспучилась, словно потягиваясь и надувая мышцы. Небольшой холм поднялся на дыбы, отряхивая землю с торчащих из себя корней, расправляя перекрученные как жгуты конечности. Шаркающей походкой он направился вдоль устья ручья, медленно передвигая огромные ноги-колонны, оглядываясь по сторонам бусинками глаз.