Он круто оборвал, чувствуя, что гнев, начавший закипать в нем, может завести его далеко в разговоре со Степановым.
— Да, Дмитрий Павлович, полюбуйтесь! — он указал на девушек, вновь пытаясь придать своим словам характер отцовской шутки. — Тут пощады не жди! Скидок никаких!.. А что, — обратился он вдруг с неожиданным вопросом к Лебедеву, — у вас, в вашей науке, молодежь такая же? Или потише?..
Лебедев рассмеялся.
— Куда там! — отвечал он, махнув рукой. — Еще и почище! Иной — я об аспирантах говорю, — иной у тебя на ладони вот только что вылупился из скорлупы — и, глядишь, раз, раз! — уже и клюв свой об твою же ладонь пробует!..
Журков захохотал. Улыбнулись и девушки.
8
В сущности, это было лицо совсем постороннее для стройки — историк, а в прошлом археолог, Дмитрий Павлович Лебедев, известный ученый, автор трудов по истории Киевской Руси, академик.
Работники Гидростроя, когда узнавали, кто этот высокий седеющий блондин, большеголовый и синеглазый, остриженный под бобрик, с крупными чертами, всегда тщательно выбритый и изящно одетый, то сперва удивлялись: к разным академикам уже успели привыкнуть на этих берегах —и к академикам-гидростроителям, и к академикам медицины, и даже к художникам-академикам, — но зачем здесь оказался исследователь Киевской Руси, это казалось им непонятным.
— Да я потому здесь, что вы здесь, дорогие товарищи гидростроевцы! — смеясь, говаривал Дмитрий Павлович Лебедев.
Дело в том, что в областях предстоящего затопления на дне будущего Волжского моря стремительно развертывались в этот год еще неслыханные по охвату археологические раскопки.
Предстояло в небывало короткий срок обследовать Поволжье от Великих Булгар до Сущевки. Мало обследовать — надо было вычерпать все наиболее ценное. Пускай зиждется великая ГЭС, пускай Волжское море покроет через какие-нибудь три года тысячи квадратных верст на этих берегах, но прямым долгом отечественной археологии являлось принять все меры, чтобы как можно меньше ценных древних черепков, каменных и бронзовых топоров, пряслиц и височных колец, клочков пергамента или бересты с древними письменами кануло бесследно в пучину, ушло навеки от пытливого ока ученых.
И вот брошены были и на разведку и на раскопки большие средства; несколько археологических отрядов, возглавленных известными исследователями, уже кочевало и трудилось на берегах, подлежащих затоплению. И археологическая добыча превзошла самые смелые ожидания. В музеях не хватало рук обрабатывать ее. Заговорили о «сущевской культуре». Академик Лебедев взволнованно следил из Москвы за ходом работ, но обработка находок явно затягивалась из-за их обилия. У историка Киевской Руси были свои особые причины следить за раскопками на Волге. Заветным, но далеко еще не завершенным трудом всей жизни Лебедева была книга о Святославе. Первый том посвящен был волжскому походу Святослава. Так и задумано было назвать: «Волжский поход Святослава».
Ради этого Лебедев и приехал в Староскольск. Отсюда ему надлежало отправиться в сторону от Волги, на Сущевские раскопки. Но разве не ясно, что и ему, как каждому, тяжело было уехать отсюда, не обозрев хотя бы самым беглым образом первый разворот великой стройки?
Судьба пошла ему навстречу.
На другое утро по приезде в этот захолустный, тихий городок на Воложке Лебедев только что собирался пойти в политотдел строительства за разрешением на осмотр, как вдруг за ним в Дом учителя, служивший летом гостиницей левого берега, заехал начальник политотдела: познакомиться и пригласить его с собою для объезда стройки.
Оказалось, что Артемий Федорович Журков хорошо был знаком и с раскопками в близлежащей Сущевке и с целым рядом трудов по древней Руси, в том числе и с работами самого Лебедева. «Болельщик истории!» — смеясь, отозвался он о себе, беседуя с академиком.
В первую их встречу начальник политотдела сказал: «Конечно, мы не ждем от вас подвигов на трехкубовом «Уральце» или на бульдозере! Но вы поистине посланец счастливой судьбы, как... лектор, черт возьми!.. Народ ваше имя слышал, не сомневайтесь. И историю своего Отечества он любит».
Короче говоря, начальник политотдела Гидростроя залучил академика Лебедева в число своих лекторов. И уже две лекции — одну на левом, другую на правом берегу, в Лощиногорске, — успел прочитать он строителям. Это были «Волжский поход Святослава» и «Степан Разин на Волге». Народ был очень доволен. Историка засыпа́ли вопросами. Ответы его на записки как бы превращались в новую лекцию. Он стал в Лощиногорске своим. Ребятишки-школьники натаскали к нему в гостиницу «Нефтяник» груду глиняных черепков и потемневших в земле коровьих и бараньих костей, собранных на отвалах котлована, «Дмитрий Павлович, а можно определить, какой это эпохи?..»