Упоров стоял на ступеньке крыльца. Гнев закипал у него на сердце. Сперва не мог доискаться слова. Наконец:
— Нет, не кончен наш разговор, а мы его продолжим в другом месте! — вырвалось у него.
54
Вернувшийся из своей десятидневки Рощин рычал и неистовствовал.
«Речной адмирал» после первого же свидания с начальством укрылся за больничный листок. Жена Кусищева при встречах со знакомыми всем и каждому сообщала, что у ее мужа «прединфарктное состояние».
С Марьиным у начальника строительства впервые произошел тяжкий разговор.
Но больше всего Рощин негодовал на самого себя.
— Заблагодушествовал! — зло издеваясь над собой, рычал он на совещании. — Ну как же, меньше чем за сутки перекрыта величайшая река Европы — герои, победители стихий! Отпуска, награды: отдохните, мол, перед новым броском. А уж товарищу ли Рощину не передохнуть — предводителю героев!.. Никогда я себе этого не прощу. В этакое время вздумал «отбыть» на отдых!..
И всей своей волей, недюжинной энергией, всем своим огромным опытом да и не малыми познаниями инженера-строителя Рощин налег, что называется, на все рычаги.
Теперь он почти безвыездно жил на своем правобережном КП, выезжая на левый берег лишь для срочных переговоров по прямому проводу с Москвой.
Но как не хватало ему в эти дни советов и решений Андриевского! Несколько раз пытался он, явочным порядком, дорваться до старика, но всякий раз вынужден был отступать перед решительным заявлением врачей, что для больного любые производственные беседы вредны.
Андриевскому даже и не докладывали, что начальник строительства заезжал к нему в больницу. Передавали только, что звонит каждый день — передает приветы от всех инженеров и желает ему скорейшего выздоровления.
Лучшие инженеры управления были переброшены Рощиным на объекты.
Снова, как в первые годы, на инженерные, ответственнейшие совещания у начальника гидроузла стали звать не только инженеров, но и десятников, и бригадиров, да и рядовых бетонщиков, арматурщиков, экскаваторщиков, бульдозеристов, водителей самосвалов.
Народ был доволен, но и подшучивали.
— Заметно наш товарищ Рощин опять приблизился к массам! Дело хорошее. Да и давно бы так!.. А зимушка люта хочет быть!
Она и впрямь была лютой. Палящие морозы с резким ветром, с метелями громоздили торосы препятствий буквально на каждом шагу. Потянулась беспросветно мучительная, истязующая полоса укладки «большого бетона» в условиях зимней стужи. По себе знает каждый гидростроитель, что сие значит! Казалось, уж такая тщательная была сделана подготовка к зиме, но вот пришла она — и отовсюду понеслись в управление крики и жалобы: одеял не хватает для утепления бетона, а их было заготовлено свыше десяти тысяч! Что — одеял! Скоро простые опилки, простые камышовые маты стали цениться на вес золота. Все это и можно было заготовить, да вот беда: зима не хотела ждать! А попробуй в лютую стужу класть бетон и блоки без прогрева, без утепления! И вот задача прогрева бетонируемых блоков всеми возможными способами — и электричеством, и острым паром, и горячей водой, и газовыми горелками, и просто, наконец, «мангалками» с раскаленным углем — эта задача заняла сейчас лучшие умы инженеров и рядовых бетонщиков.
Навсегда в сознании каждого, кто был в эту зиму на бетоне, врезались те грозные дни и ночи. И через много лет будет просыпаться иной из прорабов или начальников участков в холодном поту от кошмарного сна, с застывшим на устах криком: «Пару нет в блоке! Стынет бетон! Вызывайте комиссию! Придется заштрабить блок!»
Да разве забыть когда-либо им Лощиногорскую котловину той лютой зимы! В безветрии белыми кулаками встает скованный морозом дым. Пар над стройкой: ибо не только с предельной нагрузкой выдают его на обогрев бетона всевозможные котельные, но и в разных местах стоят обездвиженные, изменившие своему прямому назначению, словно танки, вкопанные намертво, паровозы: теперь их главное дело — давать «острый», то есть перегретый до крайнего предела, пар.
Особо четкие, черные против снега и зимнего белого неба, перекрещивают всю котловину геометрические чертежи стальных конструкций, сплетения проводов, рельсов, подвесных дорог и эстакад.
Похожие на целую батарею силосных башен, высятся необъятные стальные емкости бетонного завода.
Возле здания ГЭС, у «командного пункта» Рощина и Андриевского, у так называемого КП, возле управлений участков — всюду слышится над сугробами рев и свист пара, гул паровозных топок.
Вот высоко по рельсам эстакады мотовоз протащил белую — в снежной шубе — и из белых, некрашеных досок теплушку с бадьями бетона: пар подымается от них, словно горячий обед привезли в бадьях.