— Я думаю, что такой человек у него есть, — сказала Клава. И психиатр даже не подумал, что она говорит о себе.
Первое, что сделал Игорь, вернувшись в Лощиногорск, — это было письмо матери и отцу, где он решительно заявил, что намерен поступить на работу, жить самостоятельно и остаться с Клавой. «Мама! — писал он. — Я знаю, что причинил тебе горе. Но иначе я не могу. Не надо нам некоторое время встречаться. Это будет травмой для обоих. Я поправляюсь после нервного расстройства. И мне будет тяжело сейчас встретиться и объясниться с тобой. Прости, мама!»
Игоря взяли на бетоновозную эстакаду диспетчером. И эта работа, мудреная, требующая знаний, сообразительности, работа, которая подчас не оставляет времени и для перекура, по-настоящему захватила его.
Он стал заметно здороветь.
Выполняя предписания психиатра, Клава Хабарова взяла отпуск вне обычного времени — лишь бы всю себя посвятить уходу и надзору за Игорем.
Уже который раз он звал Клаву регистрироваться — она отказывалась:
— Я не хочу, чтобы твои родители думали обо мне плохо. И не хочу я ничем тебя связывать. Разлюбишь — уходи! А я тебя люблю и так.
Однажды мелькнул перед ним Сатановский и уж расставил было издали свои объятия, но Игорь нахмурился и перешел на другую сторону эстакады.
Как-то встретил сына на стройке Николай Карлович и даже не сразу узнал его. Игорь окреп, возмужал и как будто стал выше ростом.
Они радушно поздоровались.
— Игорь, что же ты нас совсем оставил? Мама болеет. Ты бы ее навестил.
— Хорошо, я приду, но только с Клавой.
Андриевский рассказал Августе Петровне о встрече с Игорем.
— Ты знаешь, я его никогда не видал таким радостным. Он обещал быть у нас.
— Один?
Андриевский смутился. Но, не желая огорчать больную, уклонился от прямого ответа:
— Я этого вопроса не уточнял.
Августа Петровна мучилась. Не могла она простить Клаве, что «хамка» оказалась сильнее ее.
— Эта девчонка ухватилась за него. Какую карьеру она мечтает сделать!.. Я не хочу об этом и думать.
Игорь рассказал Клаве о встрече с отцом и что он, Игорь, обещал приехать с нею.
— Нет, я не поеду. Пусть твоя мамаша, если прошло с ней, сама к нам приедет. А нет — так нет! — Клава помнила, ох, как помнила памятный тот прием!
Она уговорила Игоря навестить больную мать одному.
— Только прошу тебя, Игорь, не груби матери. Она меня не любит, я это знаю и не сержусь. Я ее понимаю, ты у нее один сын, она тебя любит и не хочет делить тебя ни с кем. Я не хочу омрачать наше счастье ссорой с твоей матерью.
— Ты один приехал? — этим вопросом встретила его Августа Петровна.
— Один, Клава меня уговорила, чтобы я ехал один. Мама, если бы знала ты, какая она хорошая и как я с нею счастлив!
— Она — Андриевская?
— Нет, она отказалась. Я ее не смог уговорить.
— Да? Странная девушка... Другая бы на ее месте... Ну, а когда мы будем уезжать отсюда... Надеюсь, она тебя отпустит?
— Мама, неужели ты не можешь понять, что меня никто не держит? Я ее люблю и никуда без нее не уеду, пойми, я сам ее люблю.
— Ну, а как ты дальше думаешь жить?
— Что значит «дальше»? Мы живем хорошо, мы счастливы, работаем. Клава начала учиться. Она очень способна к языкам, но английский ей не нравится.
— Боже, какой ты еще ребенок, ну, а если у нее родится кто-нибудь, он чей будет?
— Я тебя не понимаю, мама?
— Она заставит тебя платить ей всю жизнь.
Этого Игорь вынести не мог, он вскочил, хотел бежать, но вспомнил слова. Клавы и бессильно опустился на стул.
Он первый раз в жизни задумался: что же это за человек, его мать? Но откуда ему было знать это!
Андриевская с юных лет никогда не испытывала нужды. Богатые родители, затем — муж. В доме полная чаша. Будучи избалованной и властно-эгоистичной, она и в доме мужа подчинила все своему «кодексу». Если кто смел ей перечить, тот изгонялся из дому: это относилось к работающим у них. Если же ей перечил муж, то начинались такие мигрени, что в доме все замирало: закрывались шторами окна, говорили шепотом, и боже сохрани, упадет что-нибудь внезапно — истерика длилась часами.
Августа Петровна отвоевала в доме полную власть. Не желая вызывать взрывы истерик, Андриевский ни во что старался не вмешиваться. Естественно, что дом свой Николай Карлович очень скоро невзлюбил. Но человек он был строгий и нравственный, и его забвением и убежищем стали работа, творчество, мысль. Приходил он домой поздно вечером, а уходил, когда жена еще спала. К тому же он часто пребывал в длительных командировках, а последние годы жил один на строительстве гидростанции и проводил с семьей только отпуск.