Андриевская из Ленинграда никуда не хотела уезжать. Она любила свой город. Здесь она родилась. Здесь она училась. Иногда она любила уходить на прогулку к Смольному. Игорь гулял под ее наблюдением, а она мечтала о прошлом. «Да, это был мой родной институт, а теперь в это здание я даже войти не могу: «Предъявите пропуск!»
Подруг у нее не было — были приятельницы-партнерши, с которыми она играла в покер. Покер она любила до самозабвения. Ей казалось, что она этим как бы стоит выше обычных смертных.
К покеру готовились, как к торжеству. Это был почти ежевечерний ритуал. После покера устраивался ужин.
Утром после своего кофе «мадам» уезжала либо к портнихе, либо в косметический кабинет, или же в комиссионный. Парикмахер и маникюрша приезжали на дом.
У Игоря была кормилица, ставшая потом его неизменной няней, вплоть до семи лет. Она была человеком преданным и душевно тонким. Она любила Игоря, и ребенок привязался к ней всем сердцем.
Но когда до «мадам» дошло, что ребенок любит эту «плебейку», она уволила ее без сожаления.
В школу Игорь пошел сразу в пятый класс. Его готовили дома, под наблюдением матери. У Игоря не было товарищей — все они были, по мнению матери, недостойны его. Товарищи заменялись книгами и учебой. Учился он всегда отлично.
Андриевская гордилась успехами сына. При каждом удобном случае она «выставляла» его всем, кто к ним приходил. Игорь становился честолюбив и не терпел соперников.
Когда он был на последнем курсе института, по настоянию матери отец отдал в личное распоряжение Игоря «мерседес».
Как-то Игорь уговорил студентов своей группы заехать к ним после экзамена. Андриевская встретила их надменно-холодно. И когда они ушли, она сказала Игорю: «Ты думаешь, что нужен им ты? Им нужен твой «мерседес» и твой роскошный ужин. Их стесняло только мое присутствие, а то бы на столе не осталось ничего! Я знаю этих невоспитанных дикарей!»
Больше Игорь никогда не решался приглашать их к себе, да и уверен был, что они не поехали бы к нему.
Во всем она видела расчет, а что есть любовь в жизни — этому она не верила. И вот теперь эта простая девушка — шофер самосвала — отказывается быть Андриевской. Это ее ошеломило.
Когда Игорь окончил институт, она решила его никуда не отпускать, а поехать с ним к отцу «в провинцию». И здесь она устроила все так, как ей казалось правильным. У нее были здесь и коттедж, и сад-оранжерея, и хрусталь, и фарфор, привезенные сюда, дабы удивить всех, кто к ним был допущен. Сатановский, Купчиков, Неелов — эти были допущены. «Это люди общества!» — с удивительным апломбом заявляла она.
«Не хочет она понять, что есть люди чистые, светлые и любящие», — думал Игорь. Он подумал о Клаве, о своем таком неожиданном счастье, и ему бесконечно стало жаль мать. У нее не было, по-видимому, настоящей любви даже к нему, к своему сыну. Были «долг», приличия, «достоинство» в ее понимании: «Привыкай держать себя с достоинством». Разве может она понять их любовь?
«Да, Клава поняла своим любящим сердцем, что мне грозит гибель, и спасла меня. Наша любовь должна спасти маму. Я должен ей простить. Разве она виновата, что не умеет любить и не знает этого чувства?»
От этих мыслей он успокоился. Подошел к матери, обнял ее и поцеловал.
Андриевская ждала бури и негодования, и вдруг...
— Мальчик, дорогой мой, так ты остаешься дома?
— Нет, мама, дом мой теперь на правом берегу, а если ты на меня не будешь сердиться, то я буду приезжать к вам часто. Я тебя очень люблю и хочу, чтобы ты скорее поправилась. Я думаю, что у тебя это скоро пройдет. Ты еще такая молодая, тебе никто не дает твоих лет. Папа кажется против тебя гораздо старше.
— Да, он старше меня на целых двенадцать лет.
— Ну, вот видишь, ты всегда должна оставаться молодой. Ты и старость несовместимы.
Августа Петровна оживилась, повеселела от этих слов Игоря. И они стали тихо и мирно беседовать впервые в жизни. Она только теперь поняла, что Игорь уже взрослый, что он мужчина. Она так привыкла считать его ребенком, беспомощным, всегда нуждающимся, как ей казалось, в ее опоре и опеке. Она собиралась опекать его всю жизнь. Она думала, что он не проживет без этой опеки и часу, а он не только не умер, а... утешает ее!
— Мама, я приду завтра, а сейчас я должен быть дома. Скоро придет Клава домой, мы обедаем вместе.
Августа Петровна нахмурилась, но она не посмела огорчить Игоря. Первый раз в жизни она решила уступить ему. Ей было с ним сейчас так хорошо, и она боялась его обидеть.
Она отпустила Игоря.
С этого времени он часто стал бывать у них. Клава это поощряла и напоминала ему, что пора идти к родителям. Делала она это не потому, что питала какие-либо нежные чувства к матери мужа, а единственно потому, что психиатр, лечивший Игоря, сказал ей, что ему опасны всякого рода душевные потрясения и коллизии.