С этими словами он показал финский нож.
Сатановский промолчал.
— Конечно, краше бы «самому Ваське Орлову!.. — добавил Носач с сожалением. — Ну, да ничего... Я не забывчивый!..
На этой именно злобе к Орлову Сатановский зацепил Носача, как щуку на жерлицу, еще в самый первый день их знакомства. Тогда же возникло у Носача какое-то почти нежное чувство к Сатановскому, сопряженное с суеверным почитанием и преданностью. Он в отношении к Сатановскому был в подлинном смысле слова «свой в доску», то есть, человеческим языком говоря, предан до гробовой доски.
Знакомство их состоялось так.
Однажды осенью Ананий Савелович ехал на своем «Москвиче» по горному шоссе правого берега. Дорога там петляет по верху косматых сопок, как где-нибудь в Крыму. На иных поворотах вершины высокого и частого леса, стоящего рядом с дорогою в темных и сырых падях, того и гляди, кажется, коснутся снизу колес. Машина катится как бы по верхушкам деревьев.
На таком извороте перед «Москвичом» Сатановского вдруг вырос человек недоброго вида. Он «проголосовал». Сатановский спокойно остановил машину.
— Подбросить, что ли, куда-нибудь? — спросил он приветливо и отпахнул дверцу. — Никак Гаврюша Носач?
— Угадали. Только Яшкой меня звать, — сумрачно-глумливо отвечал тот.
— А Гаврюша мне больше нравится.
— Чудак вы, видать! Да и вы, видать, бесстрашный, — произнес Носач, усаживаясь на заднем сиденье.
Машина рванулась.
— Почему ж это я бесстрашный? — смеясь, спросил Сатановский.
— Будто не понимаете?
— Дай-ка мне твою руку. Не бойся, не бойся!
Носач положил руку за спинку сиденья Сатановского. Тот, не оборачиваясь, держа левую руку на руле, правой стиснул руку бандита. Носач заорал и привстал.
— Ой-ой! — бормотал Яшка. — Чуть кровь из-под ногтей не брызнула. Силен! Ну, а все-таки от перышка это тебе не защита: я сзади тебя сижу. Ткнул — и готово.
— А зачем тебе меня убивать, когда я друг тебе? Да ведь ты только пугаешь, а сам добряк! Уж если ты того человека не ткнул, который тебе в автобусе...
Яшка хрипло взвыл:
— Ну?! Полегче, как бы худого не было! — Затем, снижая голос, успокоясь, добавил: — Значит, вот где вы меня зазнали!.. Нерадостно. Ну, а с тем парнем мы еще схлестнемся! Только жаль, не узнал я его фамилие. А так не попадался он мне.
— Ты на каком берегу обитаешь?
— Я на левом. В поселке. В Нахаловке. У одной вдовы.
— Вот что! Значит, мы соседи! Ну, тогда понятно, что его не встречал. Он редко на левом берегу бывает. А узнать его фамилию проще простого: Орлов Василий Ефремович, машинист экскаватора номер три.
— Так, так... Ну, спасибо! Попомню.
С этой встречи они задружили. Конечно, это были отношения неравных. Сатановский запросто помогал Носачу деньгами. При этом он ставил ему одно только условие: не совершать ограблений и вообще никакой уголовщины. Не закрывал своих дверей перед ним, хотя опять-таки ставил условие: приходить, лишь когда стемнеет. На деньги своего покровителя Носач приоделся, принял более пристойный вид.
С Носачом Сатановский обращался властно и в то же время попросту. Не проявлял никакой к нему брезгливости. Однако строго-настрого запретил говорить об их отношениях.
63
На обратном пути с ночной смены в мутно-снежной мгле раннего утра на Петра Доценко, едва только он поравнялся с застрявшим на перегоне экскаватором, кинулся с ножом человек.
Петр не растерялся.
По размаху правой руки нападавшего он сразу сообразил, что грозит удар ножа снизу в живот.
Стремительно — ребром левой ладони — он с силой рубанул по руке, державшей нож. Затем, — быть может, в десятую долю секунды, заученно, не размышляя, — он двумя руками до вскрика выкрутил кисть противника. Тот выронил нож.
Тут Доценко с яростной бранью сам ринулся на него. Носач отскочил. Петр был одет громоздко, по-зимнему. На нем были просторные сапоги с войлочным подкладом. Бандит успел отбежать к лесочку шагах в десяти выше тропинки. Там он остановился.
— Слушай, ты! — хрипло заорал он оттуда. — Иди проваливай, куда шел! Я обознался. Не тебя мне надо. А полезешь за мной — уложу.
Петр понял, что ему не догнать бандита. Он быстро повернул обратно под гору, в городок ИТР. Следователь госбезопасности немедленно принял его.
И в ту же самую ночь к Максиму Петровичу Бороздину явился с левого берега инвалид Степа со своей тревогой и опасениями.
— А! — обрадовался старому приятелю Бороздин. — Товарищ Мухин! Проходи, проходи, Степан Гаврилович, раздевайся, сейчас яишенку сготовим... Ну, и того — с морозцу! Только уж сами будем управляться: хозяйка у меня в роддоме... Да, вот какие дела, брат!