Теперь подобных справок он уже давать не любил, но зато старые практики-прорабы нередко искали разрешения своих сомнений и споров у «Аркадия Павловича».
Что же касается теоретических его познаний в предметах индустриального института, то редкий из гэсовских «вечерников» не пользовался консультацией инженера Синицына. На это полезное дело его привлек и поставил в порядке комсомольского поручения еще три года тому назад Иван Иванович Упоров.
— Наш профессор! — с чувством и гордости за старшего товарища и признательности к нему говорили о Синицыне «вечерники».
Убедил он и Леночку Шагину усиленно взяться за «обрубание хвостов». Она вначале уныло сопротивлялась этому.
— Ничего не выйдет, Аркаша! Уж очень я запустила — выгонят меня.
— Не выгонят. Мало для тебя общих консультаций — буду в индивидуальном порядке заниматься с тобой. Только захоти! Если решила, я могу переговорить с преподавателями об отсрочке. Они знают, что если я поручился за кого — закон!
И вот уже четвертый предмет из числа «заложенных» должна была завтра сдать Леночка.
Вошел Синицын. Лена сидела в задумчивости, уныло опустив голову.
— Вот те на! — сказал Аркадий. — Оказывается, и Елочка может стать плакучей ивой!
Былая склонность к остротам у него осталась.
На Лену эти его слова, сказанные просто и весело, произвели действие, которого он не ожидал.
— Не напоминай! — как-то страдальчески вырвалось у нее.
— Что не напоминай?
— Ах, ты не знаешь: эти самые слова, что я плакучая ива, она мне сказала.
— Кто она?
— Балерина.
— А-ах, вот как! Ты, значит, все еще не можешь забыть свои мечты о балете?
— Асхат счастливый! Вот исправит ему этот хирург ногу, и поступит он в балетное училище. А мне только и осталось смотреть «Лебединое озеро»...
Синицын особо остро почувствовал любовь к ней. Он давно любил Леночку, но как-то, в силу свойственной ему привычки, что ли, выражал свое чувство уж очень мудрено или шутливо.
Однажды, например, когда она упрекнула его, что из Сочи он ей не написал ни одного письма, а говорил, что дня без нее прожить не может, Аркадий смутился, а потом взял карандаш, черкнул формулу на листке блокнота и подал ей.
— Вот тебе объяснение.
Лена изумленно прочла вслух:
— Не понимаю, что это значит.
— Вспомни.
— Ага! Закон всемирного тяготения Ньютона, — припомнила она. — Ну и что же?
— Вот это и есть... — все более краснея, отвечал Аркадий. — Вспомни, как он звучит, этот закон!
И, видя, что Леночка усиливается вспомнить, он сам подсказал ей:
— Между всякими двумя материальными частицами, — прочел он полушутя-полусерьезно, — действует сила тяготения. Она прямо пропорциональна массам обеих частиц и обратно пропорциональна квадрату расстояния между этими частицами.
— Так! — поняла, наконец, и рассердилась Леночка. — Попросту: с глаз долой — из сердца вон! Чем дальше уехал, тем меньше писем буду писать? Я вот сейчас увеличу тебе квадрат расстояния: убирайся сейчас же и не смей больше подходить!
Он едва вымолил у нее прощение.
Сейчас, взяв Леночку за руку, Аркаша Синицын говорил, утешая ее:
— Леночка! Перестань ты грустить о том, что не могло сбыться! Подумаешь, только и свету в окошке, что балет! Я уверен, если бы ты попала в балетную школу с детства, то из тебя вышла бы прекрасная балерина. Ну, не суждено было стать балериной — будешь отличным гидростроителем. Я так буду стараться для тебя. Ты такая умница. Да мы живо догоним всех. Все хвосты пообрубаем.
— Не буду я гидростроителем.
— Ну, просто строителем. Вот как я, — и Аркаша принялся поэтически расписывать, какое это счастье — строить людям дома, школы, стадионы, детсады и магазины.
— Если бы ты знала, Леночка! Придешь на строительную площадку, когда еще только завозятся материалы, и видишь: груды камня, бревен, цемент, кирпич, какой-то просто хаос! Но вот проходит определенный срок, и уже перед тобой не груды стройматериалов, а стройное, красивое, удобное жилище для множества-множества людей! И все по твоему проекту, по твоим чертежам!
— Я понимаю, — произнесла в раздумье Леночка. — Это счастье! Я всегда любила смотреть, как семьи въезжают в новую, только что отстроенную квартиру. Сколько радости!
— Ну, вот видишь!
Он успокоил, он утешил ее. И до многого договорились они в этот вечер.
— Знаешь, Леночка, — сказал он ей на ухо, понижая голос до шепота, — а дочурку свою, когда она у нас будет, ты уж вовремя отдашь в балетную школу. А назовем мы ее тоже Леночкой. И станет она обязательно знаменитой балериной.