Немногословен Никитин. И знают монтажники, что никогда не закричит Иван Владимирович, а потому и сами, приступая к нему с каким-либо вопросом, привычно понижают голос. «Негромкий. Любит выслушать человека. Умеет и направление дать!» — отозвался как-то о нем, беседуя с Дементьевым, один из монтажников.
Взметнул белыми ресницами, глянул в лицо начальника. Зарделся.
И, усмехнувшись, ответил:
— Ну, это не к спеху, авторы-то! Вот установим шатер. Выдадим первый ток, а тогда и автора сыщем!..
И вот он пришел, наконец, этот радостно-грозный день испытания: пуск первого агрегата, пуск под шатром.
Снаружи этот железный, особыми плитами утепленный шатер был похож своим округлым, объемным сводом на кибитку хана.
Объем скрадывал высоту.
Ознобившие на морозе кто уши, кто щеки, люди в спецовках и ватниках врывались в дверцу шатра и вдруг останавливались, опахнутые сухим жаром электрокалориферов и как бы оторопелые от всего того, что враз открывалось их взору.
Это был переход в другой мир — оттуда, из стужи и ветра!
Ярчайший свет лампионов. Блеск масляной сероголубой покраски. Еще местами на подвесных досках заканчивают свою спешную работу красильщики. Их огромные тени причудливо ломаются на стенах, на округлых сводах шатра и на полу.
Огромные электропечи, в коротких кожухах, с пропеллером, похожие на короткоствольные мортиры, гонят и гонят сухой, жаркий воздух.
А посередке шатра, тоже весь серо-голубой, высится дредноутной стальной башней, широко распластав лапы своих крестовин, первый, вот-вот готовый к пуску турбогенератор великой ГЭС.
Огромная стальная емкость, подобная бензоцистерне, поставленной на торец, — котел маслопровода уже успел перекинуть свои коленчатые, толстые трубы к верховью агрегата.
На самую его верхушку ведет лесенка, сверкающая никелем перил, — прямо на «капитанский мостик». И только когда там, на этом мостике, появляется человек, лишь тогда становится зримо осознаваемой неимоверная высь агрегата, а вместе с тем и высоченность шатра.
Здесь творят свое мудрое, поистине колдовское дело отборнейшие ученые и умельцы великого ленинского плана электрификации — те, кто ленинской партией и ленинским комсомолом был взращен.
Фотокор областной газеты, только что присланный новичок, неотступно сопровождавший Зверева, жадно осматривал все вокруг и всматривался в людей, изредка спрашивая его то о том, то о другом.
Вот он, вытягивая шею, заглянул через плечо работающего в распахнутый только что огромный стальной «сейф», выше человеческого роста — в «колонку регулятора турбины», — и внутренне ахнул от неисчислимого количества рычажков, поршней, барабанов, пружинок, муфт внутри «сейфа» и от множества разного рода стрелок, подобных стрелкам часов или манометра...
Он подошел к щиту управления и заглянул за него сзади. Щит еще не был смонтирован. Словно проводящие пути спинного и головного мозга — белые рычажки, белые провода. И нет им числа! И невозможным кажется исчислить и уразуметь их — куда и который идет.
И у этих-то «проводящих путей мозга» запросто, будто телефонистка перед самым заурядным щитом районного коммутатора, сидит Светлана Бороздина, в синем комбинезоне с золотой «молнией» и в той самой красной шапочке, в которой была на перекрытии Волги.
Сидит и что-то мудрует там, в этих «проводящих путях». И ей бестрепетно доверяют «копаться» в самом «мозгу» исполинского, впервые в мире сотворенного агрегата все эти окрест стоящие «волхвы» и творцы русской, советской, поистине планетарной энергетики.
— Какова смена, а? — рассчитанно громко сказал Рощин Бороздину и слегка кивнул в сторону Светланы. — А отец и не взглянет, уж где там подойти, побеседовать!
Максим Петрович ничего ему не ответил, охваченный думой воспоминаний. «Да!.. Время, время!» — думалось в этот миг ему. И давно ли, кажется, к нему в исполком прибегала девчурка Светланка с косичками и, горячась от его непонятливости, чертила перед ним схему водоотлива на котловане, пыталась ему объяснить, что такое иглофильтры и задвижки Лудло. И как ведь рассердилась, когда показалось ей, что отец, углубленный в дела района, не слушает: «Папка! Да ты не слушаешь?»
Словно вот-вот, сейчас прозвучал над его ухом этот ее возглас!
И Бороздин не выдержал-таки. Он подошел к дочери, постоял некоторое время молча, наблюдая за ее ловкой и точной, уверенно сосредоточенной работой, и затем попытался заговорить. Но не очень-то поговорилось!
— Вы у нас молодцы! — сказал он. — Первым пусковым рапортуем. Даем ток! Но вот на втором, на третьем участке штрабной бетон нас придерживает.