Потом встала возле матери на колени и принялась уговаривать ее и утешать.
Василий виновато присел в уголке и наугад раскрыл какой-то журнал.
Бороздин молчал.
Наконец Наталья Васильевна сказала дочери:
— Ну, ладно уж, пойди сядь. Я успокоюсь.
А затем начались расспросы и крупный-таки между матерью и дочерью разговор, прерываемый жалобными выкриками Натальи Васильевны и слезами.
Наконец Светлана решила, что надо быть с матерью построже: «Больше будет толку!»
— Знаешь, мама! — сказала она, чуть дергая уголком брови, а это еще с детства было у нее признаком, что Светлана начинает гневаться. — Удивляешь ты меня своими противоречиями!..
— Какими это? — в сердитом недоумении спросила мать.
— А вот какими. Когда-то ты прямо-таки насильно выпроваживала меня в Ленинград. А я не хотела ехать. И ты плакала. А теперь наоборот: я хочу ехать, а ты опять плачешь!
Наталья Васильевна даже не нашлась, что ответить.
— Ну? — только и спросила она голосом, набухшим от слез.
Бороздин рассмеялся.
Тогда она вскинулась на него:
— А ты чего смеешься? Тебе только хиханьки-хаханьки, а куда дочь от нас уезжает, чего ради уезжает, тебе и дела нет никакого? Холодный семьянин!
Тут уж Максим Петрович и совсем громко расхохотался. Он с давних пор знал по опыту семейных драматических сцен, что если Наташа принимается пушить его, значит чувствует себя нетвердо и отыгрывается на нем.
— Мать, — отвечал он ей. — Ну ты же сама не даешь ей слова сказать, а куда они едут, она тебе сразу объяснила: на Ангару, не на Северный полюс!.. По специальности, так сказать. Чего же тут убиваться!.. Массовое, так сказать, явление!..
Светлана подхватила отцовские слова:
— Вот именно! Ты знаешь, сколько нас едет? И Доценко с женой, и Упоров с женой, и Зверевы оба, и...
Тут вставил свое слово и Василий.
— И Орлов с женой... — подбросил он важно.
И Наталья Васильевна не смогла не улыбнуться сквозь слезы.
— И Клава Хабарова с мужем, — продолжала припоминать Светлана. — И Кареевы, эти даже с малышом... А еще, знаешь, кто с нами едет? — Тут она даже всплеснула руками и широко раскрыла глаза. — Журков Артемий Федорович. Вот! А ты плачешь!..
Мало-помалу Наталья Васильевна успокоилась и за ужином только однажды вздохнула горестно:
— Хоть бы поближе куда-нибудь! На Волге-то еще на десять лет всем вам работы хватит. Или пускай бы на Кременчугскую. А то ведь знаем мы с отцом места эти таежные! Он партизанил там еще мальчишкой. А я учительницей побывала в тех местах. Чего хорошего? Мошка́, гнус заест! Редко и ходить без сетки придется. Голова — как под черное сито спрятана... А глушь-то какая, медвежья!
И у нее было опять навернулась слезинка.
— Знаешь, мама! — почти прикрикнула на нее Светлана. — Дивлюсь я на тебя. И вообще на таких родителей, как ты! Коммунисты. Герои. И против Колчака они сражались, и против Деникина, и против Юденича, и против интервентов. До сих пор любите с папой вспоминать, как голодали, мерзли в нетопленных общежитиях, а наук не бросали. Субботники и воскресники свои до сих пор забыть не можете... И как с разрухой боролись, не щадя своих сил... и... и... — задохнулась она от обиды и гнева. — А нам что же, нам что же, сынам и дочерям вашим?! Или и подвигов уже не осталось?! Всё вы за нас сделали, всё сверили! Так, что ли? Да разве все испытания кончились! Разве и не врагов и не трудов не стало? Да еще в тысячу раз больше нашему народу труды предстоят! Да еще страшнее, еще ожесточеннее с врагами будут бои!.. А ты: «Ах, мошка, ах, тайга!» Не подрезайте нам крылья!..
Об авторе
Алексей Кузьмич Югов родился на Тоболе в 1902 году, в слободе Каминская, в семье волостного писаря.
Детство на берегах Тобола, могучей сибирской реки, овеянной историческими преданиями (Ермак со своей дружиной шел по Тоболу лодками и стругами), оставило неизгладимые впечатления в душе писателя и отразилось в его произведениях, к примеру в романе «Ратоборцы».
Не малое значение для языковых воззрений Югова заключено и в том обстоятельстве, что на Тоболе сохранился в народе чистейший русский язык древнего Новгорода: известно, что новгородская вольница, ушкуйники, были первыми русскими в Сибири.
В 1920 году А. К. Югов окончил среднюю школу, а в 1927 году — Одесский медицинский институт. Учась, он в то же время работал служителем, а затем препаратором «анатомки», а последние годы студенчества — лектором политпросвета по русской литературе в красноармейских частях и рабочих клубах.
К художественной прозе А. К. Югов пришел через стихи: еще в 1923 году Эд. Багрицкий напечатал его поэму «Летчики», навеянную трагическим событием тех лет.