5
И зеленые и серебряного цвета многооконные самолеты, огромные, большеголовые, похожие на каких-то крылатых, мордастых кашалотов, виднелись по всему простору необозримого подмосковного летбища.
Одни из них после длительного разбега и как бы еще не преодолев земной тяги, с нарастающим рокотом только что начинали свое восхождение на воздух — словно бы в гору тянули наизволок. Другие изящно и гордо приземлялись, черкнув колесами землю. Третьи недвижно стояли в своих порядках.
В этот солнечный день в ожидальном зале подмосковного аэропорта сидела девушка.
Ей было лет около двадцати. Была она рослая и светловолосая, в светло-синем костюме и в яркокрасной бархатной шляпке в виде маленькой волнистой чалмы, надетой слегка набок. Запоминались ее жемчужно-серые большие глаза и тенистые ресницы с редкими взмахами. У светло-румяного, здоровьем пышущего лица ничуть не отнимал прелести ее большой рот, несколько выдвинутый в верхней своей части и с чуточку вывернутыми губами.
Видно было, что девушка любит-таки приодеться. Светло-синий костюм ее был модный: жакет-разлетайка, похожий на изящно-просторный балахончик, который сами же щеголихи девчонки окрестили забавным и не вполне гласным прозванием — «хочу ребенка», очевидно намекая на весьма удобную просторность сего наряда. Балахончик застегнут был только вверху, на единственную застежку в виде пластмассовой пряжки синего же цвета. И синего же цвета перчатки-сеточки обтягивали ее пухлую руку. Прозрачные и лоснящиеся чулки красиво облегали ее ноги, обутые в красные туфельки на каучуковой толстой подошве, со шнуровкой сбоку. Девушка ступала в них бесшумно, легко и в то же время с какой-то трогательной неуклюжестью.
Возле нее на виду стояло два больших чемодана, да еще в руках держала она дорожную кожаную сумку, более похожую на чемодан.
В зал ожидания вошел человек лет пятидесяти пяти, коренастый, с брюшком, но осанистый и бодрый. Он был большеголов. У него были седые, странно надломленные посредине и грозно раздвоенные к вискам брови, седая, сильно зачесанная назад ерошка, мясистое умное лицо, глаза навыкате.
Одет он был в белый китель со светлыми желтыми пуговицами и синие шаровары «полугалифе».
Фуражку свою он держал в руке.
Вывернув и поднеся к глазам кисть левой руки, он взглянул на часы в кожаном браслете, поиграл бровями, надулся — вначале как будто грозно, как будто гневаясь на кого. Но тотчас же весело и озорно блеснули его глаза. Он тут же вытолкнул надутою щекою воздух, и стало ясно, что он просто в хорошем настроении.
Девушка подошла к нему и спросила:
— Скажите, пожалуйста, скоро наш самолет?
Гражданин в белом кителе слегка откинулся назад и забавно расставил руки. Он слегка поклонился девушке, отведя в сторону картуз, и сказал:
— То есть, позвольте, дорогой товарищ, откуда же вам известно, каким самолетом я лечу?.. Вы говорите: «наш самолет».
Девушка смутилась, но отвечала просто:
— Мы вместе отмечали билет, и я слышала, что нам в один город.
Он расхохотался.
— А ларчик просто открывался! — воскликнул он. — Вы наблюдательны.
Проницательным взором он сразу определил, что она перволёток.
— В первый раз летите? — спросил он участливо, дружеским голосом старшего.
Она подтвердила.
— А не боитесь? — спросил он, шутливо хмурясь.
— Ну-у!.. — отвечала она. — У меня брат в летной школе учится!..
— Ну, тогда так! — воскликнул он и громко расхохотался. — Да-а!.. Уж если брат в летной школе, тогда воздух для вас — родная стихия!
Тут он стер платком слезы, выступившие от смеха, и уже деловым, заботливым голосом спросил, показывая на чемоданы, ее ли это вещи.
— Мои.
— Так что же вы их в багаж не сдаете?
— А разве обязательно?
— Ну, вот те на!.. — изумился он и предложил ей свою помощь.
Поколебавшись, она согласилась. Они отнесли вещи к весам и сдали их.
— А теперь пойдемте-ка подкрепимся, — сказал он и, остановясь перед дверью ресторана, пропустил вперед девушку.
Для себя он заказал яичницу с ветчиной, «сто грамм» и стакан чаю с лимоном.
Спутница его наотрез отказалась завтракать. Стакан чаю и два сухарика — больше она не хотела ничего. И потом ей сказали, что перед отлетом лучше совсем ничего не есть.
— Вот со мной аэрон, таблетки от воздушной болезни, — добавила она, улыбнувшись.
Рассмеялся и он:
— Вот тебе и родная стихия, вот тебе и брат в летной школе! Да послушайте, чепуха все это! А у меня — вот аэрон! — Он приподнял стопку со «столичной». — Да еще покушать поплотнее... А вы... тоже! Слабосильное существо!.. Ну, за ваше здоровье!
Когда он стал было расплачиваться за обоих, она опередила его и быстро заплатила за свой чай и сухарики.
Он укоризненно покачал головой:
— Ай-ай-ай! И как вам не стыдно? Красная Шапочка! — сказал он, взглянув на ее красную шляпку. — Да что вы боитесь? Что я, волк в бабушкином чепце, что ли? Не бойтесь, не бойтесь! Ведь я же вам в дедушки гожусь, — намеренно сердито произносил он, делая устрашающее лицо. Но вслед за тем расхохотался и решительно опроверг свои только что сказанные слова: — Ну, насчет «деда» — это я перехватил, пожалуй! — И он молодцевато подбодрился. — В отцы!.. Ведь у меня самого такая же вот дивчина растет, Анка...
Узнав, что она энергетик, электрик, он спросил, куда она направится с аэродрома.
Девушка досадливо свела брови, как-то насторожилась вся и ответила сухо, после некоторого колебания:
— Я лечу на Гидрострой... На работу... — И смолкла, как бы давая понять, что дальнейшие расспросы неуместны.
Это было время, когда все избегали, еще больше из привычки, называть то место, где велось строительство Волжской ГЭС, хотя чуть ли уже не каждый об этом знал.
И для комсомолки Нины Тайминской — так звали девушку — была неприятна поэтому та настойчивость, с которой ее собеседник пытался узнать от нее, где же, собственно, расположен Гидрострой.
А он по-прежнему добродушно, как бы не замечая, что она замкнулась, продолжал расспрашивать ее.
— Гидрострой... — повторил он в раздумье. — Это возле какого же населенного пункта?..
— Еще не знаю, — ответила Нина, уже соображая, как бы поудобнее распрощаться с ним и уйти.
Он удивился ее ответу.
— Вот те на! — проворчал он. — Как же это вы — летите, а куда, не знаете?
Краснея оттого, что приходилось говорить неправду, Нина скороговоркой, только бы поскорее отделаться, отвечала:
— Зайду в обком комсомола. Оттуда направят.
— Так, так... — проговорил, прищуро всматриваясь в нее, человек в белом кителе и слегка постучал дробно о стол пальцами своей широкой крепкой руки.
И не знала Нина Тайминская, что чрезвычайно остался доволен сдержанностью ее ответов собеседник ее, начальник политотдела Гидростроя Артемий Федорович Журков.