Само собой напрашивалось сравнение с Миколой Башибузенко, который почему-то особенно часто появлялся сейчас в комнате, затеняя свет из окон своей громоздкой фигурой, наполняя весь дом громыханием баса и звоном шпор. Усы у него пышнее и длиннее, чем у Буденного. Вид такой яркий, что все и вся меркло на фойе его огненно-красных широченных гайдамацких шаровар, алого башлыка и малиновой кубанки. Он даже раздражал Ворошилова этой своей неумеренной яркостью, самоуверенностью. Однако не в том сейчас дело. Вот этот Башибузенко вроде бы нисколько не уступает Буденному. Службу знает досконально, с царских времен. В бою, один на один с врагами, он смел и умен. И эскадрон свой крепко держит в руках. Но при всем том Микола Башибузенко и десятки, сотни подобных ему закаленных бойцов, «обкатанных камешков», как называл их Егоров, эти сотни и тысячи бывалых вояк добровольно и охотно признают превосходство Семена Михайловича, его право командовать ими. Вероятно, все они каким-то особым необъяснимым образом угадывают в Буденном те редчайшие, удивительные способности, для определения которых существуют лишь приблизительные, маловразумительные слова: одаренность, талант, дар божий.
К тому же бойцам, наверно, очень лестно было сознавать, что он, Семен Буденный, совсем такой же, как они, совсем из такого же теста, а поди ты, как размахнулся, как обскакал генералов! «А мы чем хуже? И мы могем», - горделиво рассуждали они. Но подняться над своими заботами, над сиюминутными делами своего отделения, взвода или эскадрона, оценить обстановку, принять быстрое, правильное решение на поле боя - это дано было далеко не всем. А уж раскинуть мозгами пошире, охватить сразу все происходящее на десятки верст окрест, подумать за себя и за белых, наметить план для всех полков и дивизий, а потом с непоколебимым упорством добиваться выполнения этого плана - такой взлет, такое духовное и физическое напряжение, причем напряжение длительное, продолжавшееся сутками, неделями, - удел лишь избранных, особых натур. Климента Ефремовича поражали иногда неожиданные, странные решения, которые принимал Буденный. Никто не додумался бы. Семен Михайлович почти всегда прав, даже в самых дерзостных, самых удивительных своих замыслах.
Что он обмозговывает сейчас, склонившись над картой, опершись на локти широко расставленных рук и покусывая кончик уса? Не видит, не замечает ничего вокруг, будто парит над этой картой, зорко высматривая что-то.
Наблюдая за Буденным, Климент Ефремович подумал, что у них в Реввоенсовете сложилось очень даже правильное положение. Сообща, втроем, вырабатывают они основную линию действий, управляют армией, и в то же время у каждого есть свой определенный участок. Семен Михайлович занят главным образом подготовкой и проведением боевых операций. Щаденко почти каждый день бывает в бригадах, в полках, на месте помогает командирам и комиссарам принимать правильные решения, вникает во все трудности. Пополнение, укомплектование дивизий - тоже на нем. А Ворошилов в ответе за всю организационную, партийную и политическую работу. Создание армейского штаба, органов снабжения, госпиталей - этим и многим другим он занимается как член Реввоенсовета. Но еще важнее, что он фактически является комиссаром Первой Конной. Политический аппарат, рост партийных рядов, пропаганда и агитация, армейская печать, связь с населением - по его части. И нельзя, наверно, отделять обязанности члена Реввоенсовета от его комиссарских дел. Это было бы неправильно. «Мы, большевики, в ответе за все», - мысленно повторил он свою любимую формулу. Но все же теперь, когда деятельность Реввоенсовета наладилась, когда Семен Михайлович начинает привыкать к коллективному руководству, не пришла ли пора все больше внимания уделять именно комиссарским заботам?
К примеру, настоящий момент. Нет сомнений, что Буденный подготовит операцию и Ростов будет освобожден. Понадобится командующему совет, помощь - пожалуйста. Но думать-то сейчас Климент Ефремович должен не только об этом. Вперед надо глядеть. Ворвутся наши бойцы в большой город - для них это завершение битвы. А для Ворошилова, для всех политработников забот не уменьшится, а, может, даже прибавится. Надо немедленно выделить и проинструктировать специальное подразделение, которое неожиданным броском захватит тюрьму не позволит врагам расправиться с нашими товарищами-политзаключенными. Вместе с ними, с уцелевшими большевиками-подпольщиками сразу взяться за восстановление Советской власти в городе. Назначить начальника гарнизона и коменданта Ростова, чтобы они установили твердый революционный порядок, пресекли грабежи, .провокации недобитых врагов. Быстро учесть и сохранить трофейное имущество. Будет возможность - послать продовольствие в северные голодающие губернии. Наладить работу предприятий, обеспечить нормальную жизнь сотен тысяч трудящихся. А для своих усталых бойцов организовать отдых, да чтобы с баней, с горячим приварком, с хорошим сном.
Потери необходимо восполнить. Ну и, конечно, сразу после Ростова другие задачи встанут перед Первой Конной. Значит, надо во всех дивизиях и в масштабе армии подвести итоги сделанного, обобщить опыт, отметить лучших, нацелить людей на новые победы. Придется провести для этого партийную конференцию.
«Нет, всего не запомнишь!» - у Климента Ефремовича капельки пота выступили на лбу от напряжения. Или в горнице жарко? Расстегнул воротник, достал из кармана потрепанный блокнот, вывел крупными буквами? «Ростов. Что сделать».
Карандаш быстро заскользил по бумаге.
В комнате было сумрачно, адъютант зажег большую лампу без абажура. На светлых обоях плыла черная тень Семена Михайловича. Растопыренные руки его на стене похожи были на широко раскинутые крылья, и вся тень очень напоминала орла, изогнувшего голову над добычей; «Истинный орел! Степной орел!» - усмехнулся Климент Ефремович.
Сравнение вроде бы вполне подходящее, да только вот развитие событий весь этот день не радовало Ворошилова, читавшего вслед за Буденным донесения, поступавшие с передовой. Наиболее ожесточенные бои продолжались возле населенного пункта Генеральский Мост. Белые насчитывали там по меньшей мере пять тысяч сабель. Силы примерно равны, атаки сменялись контратаками, потери с обеих сторон были велики, но ни те ни другие не могли добиться перевеса.
Возле Генеральского Моста никакого продвижения не было, а у соседей, по мнению Климента Ефремовича, вообще положение сложилось тяжелое, угрожающее. Там белогвардейцы обрушились на 15-ю и 16-ю стрелковые дивизии, потрепали их, отбросили далеко назад. Получалось так, что не буденновцы, а беляки достигли сегодня внушительного успеха.
Климент Ефремович держался-держался, однако счел все же необходимым изложить Буденному свое мнение: в Ростове, мол, деникинцы теперь в колокола бьют, победу празднуют. Метель-то, выходит, врагу помогла.
- Пускай радуются, - спокойно ответил Семен Михайлович. - Цыплят по осени считают. Ты смотри на карту, Клим Ефремович. Противник сегодня подчистую выложился. Пехота его, конница - все тут, в бою. Наши шестая кавдивизия и тридцать третья стрелковая приковали внимание белых к Генеральскому Мосту. Враг резервы туда тянет, думает, что там вся схватка. А у нас, гляди, одиннадцатая кавдивизия с бронепоездами на подходе. Но не это главное. Вот здесь, - показал Буденный карандашом, - наша четвертая кавдивизия, совсем свежая, отдохнувшая. А беляки, по всему видать, не догадываются, считают, что она тоже под Генеральским Мостом. Не разглядели в снегу-то. Перед четвертой совсем никакого врага нет. Разрыв в линии фронта. И через этот разрыв она ночью, пока метель, выйдет в тыл деникинской группировки.