III.
Холод… свежинь…
Глаз приоткрыл
рабочий барак,
сверчки сторожей
жуют небесынь,
клокоча,
звунчат –
жох,
цок!
Палисадник-платок
утыкан росистыми бархатцами,
Дунька сидит на заваленке
черной
как гриб деревной
Свист…
Дунька скок вертячком.
– Заходите, Григорий Палыч!
– А где твой?
– На базар пошел
позаране
масло закупать топленое
да сливочное…
Гришка глухо:
– Дуняшка,
Когда же можно?
– Тише ты… Да сегодня
в одиннадцать ночи.
Посвистишь тогда.
Муж до завтра уедет…
Ну чего ж ты уставился?
Бельма бестыжие
шилами из лица
по-вы-лезли… –
– Уу!
Всю тебя просверкаю!
Прокушу на всю жизнь!
Никому не отдам
ни одной завитушки!
Режь мою душу
сердце шилом коли!
– Ну уж и выпьешь, бешеный!
Рано хозяином стал!
Погоди
до одиннадцати…
Прощевайте, Григорий Палыч!..
И шопотом вслед:
– Кандидатик мой
тепленький,
язви тебя!.. –
А припрятавшись в тень
прикрывшись платком
замурлыкала:
Излюбилось сердце, кровью изошло,
Раздражает меня темная ночь,
Задрожали мои руки убивать,
Ляжет муж на подушку в черный гроб.
Разгуляется Рубихин топор,
Не блазни меня каратиками вор!
Харкнешь рыжиками прахом, хрыч,
Не ходи в подвал, собак не клич!..
Ох, и наскучило мне любить,
Ох, и губить надоело мне,
А живым мне не в мочь его отпустить,
Сам топор в мои рученки падает…
За что судьба меня сгубила
К восьмому гробу привела,
Позор Рубихе подарила,
Топор железный подала!..
Ох, помру я, бедная, в этот год;
похоронят Дунюшку под сугроб,
под сугроб меня зароют
в белый снег
У-ух, да эх,
покружиться не грех!..
Заплясала, пошла
помешанная:
Ши-та-та
Ши-та-та…
– А! Вот и муженек
дорогой!
Что принес в подарок
своей Дунечке?
Да не торопись
разворачивать,
чайку попей,
винца подлей.
Мое винцо
пьяное,
оно пьяное, кровяное…
Укорябнет за душу
нежное и сонное…
– Эх, задирушка,
хохочешь, дразнишь!
Может мужей других
ты поила таким вином?
– Что миленький,
что ты славненький!
– Уж не это ли вино
ты в подвале держишь
собак дразнишь?
Что то неспокойно
у нас –
землю роют псы
морды жалобно вверх –
завывают…
Всю ночь спать не дают…
– Что ты крупу мелешь?
Пей вино, не скули.
Устал должно…
– Ах, Дунька, Дунька лукавица!
А не для Петеньки ли
бочка в подвале стоит
для того, что ку-у-да то уехал?
ха-ха!
Дунька остужилася.
– Ох, не дразни меня
без толку!
Видишь – толку сухари
посыпать пироги,
видишь – пестик тяжел…
ну, чего щиплешься, как гусь.
Украшенье – бусинку
на шею прилепил!
– Знаю, знаю
вожжа по тебе плачет!
– А-а!
Николи того не слышала
По мне вожжа,
по тебе тюрьма!
Откуда у тебя
червонцы-рыжики,
в шубу зашиты каратики
полный сундук вспух?
– Это ж чужие,
на сохранку дадены,
сама знаешь!..
– Ну, не сердись…
я запамятовала,
нездорова ж я,
вот и в хозяйстве
все недосмотр!..
Отвернулась в тень
пошуршала.
– Ишь ты, вот и у тебя
копоть на вороте…
Точно копоть!
На затылке сажа…
наклони, оботру!
…Гых…
В пузырчатом зеркале
пестик брысь
ноги врозь!..
Хляк
задержи мозг
кол в поясницу
бежит мороз.
Насмешкой ежится кровь
через копчик
на зуб,
медянки в глазу…
Дзынь, зудеж,
стынь, студежь!
Беленится лицо
болесницей
зоб
Выперр!..
А там
напевает в трактире
орган,
друг смоляной
подымает стакан…
Дунька молчит…
Стоймя крапивой взъерошанной
прижахнулась,
а ведь не впервой!
– И за что это всех
уколачиваю?..
Что это
под руку
безудержку
подкатывает…
Эх да… поздно…
Сударики-суженные,
сугробами
сумраком
проросли!..
Усмехнулася вбок
передернулась.