Прошел обед. Все, кроме вахтенной смены, отдыхают. В центральном посту изредка слышен приглушенный смех вахтенного в ответ на шутку товарища. И снова тишина.
В акустической рубке на вахте Круглов. У него никогда нет недостатка в добровольных помощниках. То придет Василий Корзинкин, то штурманский электрик Мамонтов. Он дает им свободную пару наушников. Разговаривать не разрешает. Здесь ничем нельзя отвлекаться. Гидроакустик вслушивается в забортные шумы и внимательно следит за компенсатором. Он живет в мире звуков. При изменении дифферента булькает вода в надстройке. Вот слышна перекладка рулей. Все это на фоне ровного, убаюкивающего жужжания винтов.
Отвлекаться нельзя, а все-таки в голову акустику приходят непрошеные мысли. Он много читал о Шумихине и Лебедеве - знатных акустиках. Мало того, он встречался и разговаривал с ними. Искусство их кажется ему недосягаемым. Нет, за ними не угнаться. Где там? Хоть бы немного походить на них. Круглов не уверен даже, сможет ли он вовремя обнаружить шумы винтов и точно запеленговать их? А ведь он - уши корабля, уши, в которые верят и на которые надеется весь экипаж. Может быть, сомнениям Константина Круглова суждено разрешиться сегодня?
Нет, нет, не отвлекаться! Даже в мыслях. Что такое? Кажется, уловил! Совсем слабенькое, неясное шипение. Скорее чутьем, чем слухом, определил: конвой - то, что лодка так долго и настойчиво ищет. Сильно забилось сердце. От волнения немного перехватывает горло и срывается голос.
- Центральный! По корме слышу шум винтов.
Предполагаю конвой!
В следующее мгновение Круглову уже ясно, что ошибки не может быть. Слышны характерные высокие звуки, издаваемые сторожевиком, и пошлепывание винтов транспортов. Теперь новая мысль не дает акустику покоя: неужели поздно, неужели по его вине пропущен вражеский конвой? Но нет, все в порядке: объявлена торпедная атака.
По первому докладу Круглова бегу в боевую рубку, Подвсплываем. Поднимаю перископ. Конвой! Совсем близко. Четыре транспорта, самоходная баржа, эскадренный миноносец, три сторожевика. Дальше рассматривать некогда.
Атаковать можно только кормой. Носом не успеваем. Жаль! Целью избираю самый крупный транспорт. Старпом и штурман помогают определить его курс и скорость.
Медленно приходит на крест нитей перископа форштевень огромного парохода.
- Аппараты-товсь!
Мичман Павлов и торпедист Новиков замерли на своих боевых постах. Они готовы нажать ручку стреляющего приспособления или потянуть рычаг вручную, если это потребуется, чтобы обеспечить выход торпед из аппаратов.
Фок-мачта транспорта на угле упреждения.
- Пли!
Два легких толчка. Весь экипаж замер... Ждем взрыва... Попали или нет? Кроме меня, никто не знает состава конвоя. Мало кому известен объект атаки. Но все понимают: раз выстрелили, значит, что-то стоящее.
Круглов некоторое время слышит лишь работу быстро вращающихся винтов торпед, бульканье воздуха, вырывающегося из торпедных аппаратов, и затихающие шумы удаляющегося конвоя.
Взрыв!..
Он далекий и глухой. Кроме Круглова, его слышит личный состав первого и пятого отсеков. Я ничего не слышу.
Акустик докладывает о приближающемся шуме винтов сторожевика. Круглов прав: сброшена серия глубинных бомб. Замигали лампочки. Посыпалась пробка с подволока. Сторожевик уходит в сторону. Решаю под всплыть и посмотреть, что делается наверху.
Рассматриваю радующую глаз картину. Конвой идет прежним курсом. Атакованный транспорт стоит без хода и медленно погружается. У его борта два тральщика. Сторожевик, видимо, охраняя эту группу, время от времени наугад сбрасывает бомбы. Значит, нас не видит.
В перископ смотрит командир дивизиона,
- Командир, атакуйте тральщики!
- Есть! Атаку уже начали.
Но выпустить торпеды не пришлось: тральщики, не дожидаясь своей очереди, ушли.
Нескольким членам экипажа даю возможность посмотреть в перископ на гибель врага.
Транспорт переломился на две части. Видно, как начинают крениться в разные стороны его мачты. Носовая часть опрокидывается на правый борт. Корма валится на левый. Несколько мгновений они держатся на поверхности и затем навсегда скрываются под водой.
Сфотографировать через перископ удалось лишь быстро погружающиеся в воду мачты.
Нужно уходить из этого района. Сейчас начнется бомбежка. Ложимся на курс отхода. Беру микрофон и передаю по кораблю:
- Поздравляю личный состав с первым боевым успехом! Потоплен фашистский транспорт восемь - десять тысяч тонн. Ожидаем преследования. Уходим под минное поле.
Из всех отсеков получаю ответные поздравления. Спускаюсь в, центральный пост. На лицах у всех радостное возбуждение. Многие обнимаются.
Комдив Трипольский поздравляет меня и напоминает:
- Видишь, Григорий Иванович, я был прав. Прошлая твоя атака была не последней в этом походе. Научила она вас многому, пользу принесла большую.- И добавляет: - Наблюдал за действиями людей. Полностью удовлетворен. Желаю дальнейших успешных атак!
От всего сердца признателен командиру дивизиона за оценку.
- Разрешите и вас поздравить, Александр Владимирович!
Во втором отсеке, как и во всей лодке, - ликование. Никакое ожидание преследования не может омрачить радости первой победы. Все выглядят именинниками.
В акустическую рубку к Круглову заглядывает его приятель Николаевский, Из-за двери выглядывает довольная физиономия Дерендяева. Косте, наверное, хочется обнять и расцеловать друзей. Но оторваться от наушников нельзя. Он помогает командиру уводить лодку от преследования. Приходится ограничиться крепким рукопожатием.
В район прибыли противолодочные корабли. Началась бомбежка. Зажигаются и гаснут лампочки. Сыплется пробка, но корпус держит. Вода не поступает. Часть приводов переводим на ручное управление. Боцману на рулях помогает краснофлотец Подковырин. Оба потные от напряжения. Зато шумы на лодке сведены до минимума, и вражеские корабли теряют с нами контакт. Бомб сбрасывают много, но рвутся они все дальше и дальше от нас.
Вскоре дышать становится трудно. Разрешаю включить регенерацию.
Кок Митрофанов и строевой Жданов усиленно возятся на камбузе. Они хотят угостить команду так, как никогда не угощали.
Чем? Это пока их тайна. Для всех, кроме кока, строевого и фельдшера Ковалева, приготовленные блюда - сюрприз.
Кок Митрофанов, которого товарищи уважительно называют Василием Павловичем, считается на лодке "пожилым" человеком - ему тридцать лет. Мой ровесник. Призван из запаса. Срочную службу проходил в морпогранохране на малых охотниках. Небольшие кораблики много и далеко плавали. К качке привык. Морской болезни не подвержен. После демобилизации успел жениться, обзавестись семьей. С молодой женой жили дружно, счастливо, но недолго. Повестка из военкомата пришла в первый день войны. Короткие сборы. Слезы жены. Погрузка в эшелон. И через две недели - Владивосток, флотский экипаж. Отсюда Митрофанов попал на нашу лодку, где стал, несмотря на свой "солидный" возраст, молодым подводником.
Небольшая выгородка в четвертом отсеке. Электрический камбуз с духовкой. Несколько бачков, кипятильник - вот все несложное хозяйство и личное заведование Василия Павловича. Все, если не считать пятидесяти ртов, не страдающих отсутствием аппетита. Вот именно не страдающих... А для кока это означает целый день не отходить от плиты.
Над водой на волне приготовление пищи требует особой, почти циркаческой ловкости. Митрофанов ею обладает, хотя за последнее время он заметно пополнел. Едва ли даже самая расторопная хозяйка сможет сварить обед на плите, которая раскачивается по сорок градусов на борт. А кок умудряется! Три блюда. И к сроку! Правда, часто ему помогает Жданов, тоже повар по специальности.
Мало кто в шторм согласится провести хотя бы десять минут на камбузе. Качка, духота, запах пищи. Даже у человека, не подверженного морской болезни, закружится голова. А лодочному повару приходится целыми днями бессменно простаивать у плиты и духовки. Нелегкий труд!
Молчаливый, скромный труженик Митрофанов завоевал уважение и любовь команды. Специальность у него самая "мирная". Ему не приходится, как акустику или сигнальщику, выслеживать врага, посылать в противника торпеду или обеспечивать погоню. Это верно. Но попробуйте не покормить команду или покормить ее плохо... Разве не сменятся шутки молчанием, а потом и раздражением. От работы Василия Павловича во многом зависит настроение экипажа. Это он хорошо понимает. И сегодняшнее отличное настроение, связанное с первой победой, он закрепит отличным ужином,