Выбрать главу

Но французы вернулись, республика пала. Ценя выдающиеся таланты молодого дипломата, французы предложили Каподистрии пойти к ним на службу. Он отказался и принял предложение служить России. Здесь надеялся помочь своей порабощённой родине.

В 1809 году он приехал в Петербург.

Когда разразилась война 1812 года, Каподистрия служил в дипломатической канцелярии русского главнокомандующего Барклая де Толли. Он не раз отличился, ведя важные переговоры, и вернулся в Петербург уже статс-секретарём.

Карамзин называл Каподистрию «умнейшим человеком нашего двора». Своё влияние при дворе Каподистрия использовал для обуздания сил реакции, противодействуя союзу с реакционнейшей Австрией. Потому-то так ненавидели его Нессельроде и Меттерних. И ещё была причина — помощь греческим патриотам. Чтобы бороться против турок, освободить свою родину, греческие патриоты объединились в тайное общество. Они готовили восстание. Каподистрия помогал им чем только мог. В его квартире на Английской набережной в здании Иностранной коллегии нет-нет да и появлялись смуглые люди, похожие на переодетых корсаров — морских разбойников. Это были посланцы далёкой Греции.

О Пушкине Каподистрия слышал от Карамзина, у которого бывал. К вновь принятому переводчику отнёсся он сочувственно. Поэт… Каподистрия ценил этот дар богов.

Итак, Пушкина причислили к российской дипломатике. Ему положили скромное жалованье — семьсот рублей в год. Что ждало его здесь, на служебном поприще? Его лицейский товарищ князь Александр Горчаков сделал блестящую карьеру — дослужился до министра. Но даже ему для этого понадобилось целых сорок лет. А уж он-то обладал всеми нужными качествами. Его любимым изречением было: «Не кажитесь никогда ни более мудрым, ни более учёным, нежели те, с кем вы находитесь».

Карьеру делали единицы. Большинство чиновников Коллегии изо дня в день многие годы переписывали бумаги, делали «кувертики» — особые конверты для дипломатической почты, — толковали о недостатке дичи на берегах Финского залива, о Троянской войне и прочих важных материях.

Литератор П. С. Жихарев, который за десять лет до Пушкина был зачислен в Коллегию, рассказывал о своём разговоре с поэтом Державиным, человеком чиновным и осведомлённым. Когда Державин узнал, где служит Жихарев, он воскликнул: «Похлопочи, чтобы тебя перевели… а то в Коллегии вас столько, что ни до чего не добьёшься».

Пушкин не собирался здесь чего-нибудь добиваться. Перед выпуском из Лицея, отказавшись от гусарских мечтаний, он написал в стихотворении «Товарищам»:

Равны мне писари, уланы, Равны законы, кивера. Не рвусь я грудью в капитаны И не ползу в асессора; Друзья! немного снисхожденья — Оставьте красный мне колпак…

Внешняя политика России интересовала Пушкина как писателя, а не как дипломата. Служебной карьере предпочитал он поэтическую свободу, символом которой был красный колпак — головной убор времён Французской революции. В Коллегии Пушкин числился, но не служил.

«Святое братство»

Первое время он вскакивал спозаранок и испуганно прислушивался: «Проспал!» Но почему же не слышно в коридоре весёлого топота и громких голосов? Почему не разбудил его дежурный дядька?

Лицей отступал не сразу. Сны были лицейские. То он в лицейском зале читает перед Державиным свои стихи, то ссорится и мирится с Жанно Пущиным, то крадётся по тёмному дворцовому коридору. Он поджидает Наташу — хорошенькую горничную старой фрейлины Волконской. Чу — шаги… Наташа! Он кидается и — о ужас! — награждает поцелуем обомлевшую фрейлину… И слышит голос царя: «Что же это будет? Они не только рвут через забор мои наливные яблоки, но и не дают проходу фрейлинам моей жены».

Сон повторялся. Пушкин просыпался в холодном поту. Тотчас вспоминалось всё происшествие. Их директору Энгельгардту пришлось пустить в ход все свои незаурядные дипломатические таланты, чтобы уладить дело.

Поговаривали, что из-за этого случая царь ускорил их выпуск.

Лицей, друзья… Иных уж нет с ним. Недавно они провожали до Кронштадта Фёдора Матюшкина. В Лицее мечтал он о море, и вот теперь на военном шлюпе «Камчатка» под командой капитана Головина отправился в кругосветное плавание. Ему предстоит, обогнув Южную Америку, побывать в российских владениях на Аляске, посетить в Калифорнии русский форт Росс. И Гавайские острова. И остров Святой Елены, где под охраной англичан томится Наполеон.

Сколько картин и встреч, сколько новых впечатлений… Они много говорили об этом. Пушкин советовал Матюшкину, как вести путевой дневник, что записывать, чтобы не упустить самого важного: «подробностей жизни, всех обстоятельств встреч с различными племенами, особенностей природы».

Алексей Илличевский тоже далеко. После Лицея он уехал в Сибирь, в Томск, где отец его служит губернатором. Он писал Кюхельбекеру, просил рассказать о товарищах, поклониться им «низенько». А в Сибири — рассказывал он — говорят вместо Толстой, Пушкин, Илличевский — Толстых, Пушкиных, Илличевских.

Но самые близкие — его Пущин, его Дельвиг, его Кюхельбекер — здесь, в Петербурге. И в пёстрой суете столичной жизни Пушкин не мог без них. Прощаясь, в последние лицейские дни, он писал Кюхельбекеру:

Прости! Где б ни был я: в огне ли смертной битвы, При мирных ли брегах родимого ручья,               Святому братству верен я.

Их лицейское братство продолжалось и ныне. Они постоянно виделись.

Кюхля жил недалеко. Стоило перейти Калинкин мост через узкую Фонтанку, и на другом берегу её стоял дом с мезонином, принадлежавший статскому советнику Отто. В этом доме помещался Благородный пансион при Главном педагогическом институте. Кюхельбекер здесь преподавал. Он умудрялся совмещать великое множество занятий: служил в Архиве Иностранной коллегии, давал уроки русской словесности и латинского языка в Благородном пансионе, был здесь гувернёром и ещё находил время писать и печатать стихи и статьи. Жил он тут же, при пансионе, вместе с тремя своими воспитанниками. Одного из них звали Миша Глинка. Он впоследствии прославил русскую музыку.

В Благородном пансионе учился и младший брат Пушкина — Лев. Навещая его, Пушкин виделся с Кюхлей. Они дружили по-прежнему, но, как и в лицейские годы, не обходилось без стычек. Раз дошло до ссоры. Из-за стихов Пушкина.

Вскоре после Лицея Пушкин ввёл Кюхлю к Жуковскому и сам был не рад. Кюхля зачастил. Хотя Жуковский не жаловался — он был очень деликатен, — Пушкин понимал, что красноречивый гость заговаривает хозяина, что его набеги утомительны. А тут ещё случилось: Жуковского звали куда-то на вечер, но он не явился и после объяснил, что у него расстроился желудок, к тому же пришёл Кюхельбекер, ну, он и остался дома.