4
Оле быстро шла на поправку, день за днем, практически все свободное время я проводил с ней. Приходил, уходил. Первые попытки заговорить с ней были неудачными: она просто молчала в ответ. Я видел, что она слышит и понимает меня. Хороший уход и питание полностью привели ее в сознательное состояние. Уже через пару недель она стала самостоятельно подниматься и садиться на край кровати.
Доктор продолжал рассказывать взахлеб: видимо, ему уже давно не выпадала возможность выговориться, не думая, что это на что-то повлияет и завтра кто-то посмотрит на него не так. Набрав в легкие воздуха, он продолжил.
Моя жена… ах да! Я же не сказал еще ни слова о жене! Хотя тут и рассказывать нечего. Мы вместе учились, она, как мне казалось, была хорошей кандидатурой. Мы начали дружить примерно на третьем курсе, закончили, вместе проходили практику в поликлинике, потом она ушла работать в ожоговый центр, стала врачом. Я продолжил практику, был достаточно замкнут, да и она не особенно востребована. Пришел как-то к ней после работы и сделал предложение, она согласилась. Поженились скромно, без пышных церемоний, стали жить. Я защитил кандидатскую, и мне предоставили жилье в новом общежитии, потом получили квартиру — однушку. А если бы были дети, то дали бы больше комнат. Много раз мы разговаривали об этом, все никак не решались, а жена говорила: «Бог не дает». Я-то вообще в Бога не особо верю, вы, батюшка, уж простите за правду, я же медик.
Старик улыбнулся и как-то хитро посмотрел на доктора, но ничего не сказал.
Жизнь наша была ровная, однообразная, работа — дом. Раз в десять лет — ремонт. Меня все устраивало, и ее вроде бы тоже, мы ничего не говорили друг другу по этому поводу.
Как-то однажды у нее в больнице произошел инцидент, я точно не знаю, что там случилось, не стал вмешиваться. Видел, что жена переживает, подумал, если бы хотела, сама бы рассказала, а раз молчит, то и лезть не стану. Она взяла отпуск, уехала в деревню, а потом вернулась и сказала, что работать больше не будет. Я опять не стал вмешиваться, нет — значит, нет. Жить стало сложнее, потому что доход сократился ровно вполовину, но это наш брак не разрушило — ужались. Тогда я подумал, что хотя он и не светится счастьем, но все же прочный, привыкли друг к другу, притерлись, как говорится.
Но с появлением Оле все изменилось, я стал часто задерживаться, сначала все никак не мог рассказать — не хотелось, говорил, что много работы, врачей не хватает, приходится работать больше. Но жена, как и все остальные, видела, что со мной что-то не так, пришлось рассказать, мол, девочка лежит, ухаживаю за ней — жалко очень. Жена сначала меня поняла, пришла в больницу, навестила. У меня будто камень с души упал, а потом, дома, говорит: «Жалко ее, поскорее бы забрали обратно». Эти слова, словно морфий, прокатились по венам, попали в каждый уголок моего тела и разом перечеркнули все, что связывало нас вместе. Я очень не хотел, чтобы Оле забирали, более того, я бы не отдал. Да и забирать ее было некому, я думал об этом всю ночь, а утром решил, что надо просто отмолчаться — и все, всегда это помогало — и сейчас поможет.
Прошло еще какое-то время, наступила зима. Однажды утром я проснулся, налил чашку кофе и подошел к окну, люблю такие дни. Смотришь в окно — все белое, снега навалило столько, что даже деревья прогнулись, жалко, что Оле не может увидеть этого.
Я поскорее оделся и поехал в больницу, чтобы рассказать ей, как красиво на улице. Открыл дверь и вижу, как она стоит у окна, вытянув обе руки вверх и прижав ладони к стеклу. Утренний свет бил в окно, Оле была одета в больничную ночнушку, ноги босые, на голове вырос белоснежный пушок. Глаза большие, немного слезятся, на звук открывающейся двери Оле повернула голову ко мне и улыбнулась, я тоже улыбнулся и сказал: «Привет», и она ответила мне: «Привет». Этот день хорошо запомнился, она заговорила со мной, немного, но это был большой шаг вперед.