Теперь на эту войну все больше и больше начинают смотреть как на оперетку, в которой каждый старался урвать как можно больше орденов и наград. Это мнение справедливо только относительно некоторых личностей, массами наехавших из Петербурга, когда все уже было кончено, и занявшихся “геройскими” подвигами над разбитою и дезорганизованною сволочью.
Могу вас уверить, что под Тянзином мы были действительно в тяжелом положении, и то, что было сделано нашими небольшими силами, очень мало походило на оперетку, а скорее может быть поставлено на ряду с самыми блестящими делами последнего времени. Тогда мало кто говорил о наградах, было неизвестно сегодня, будет ли жив завтра, и каждый считал величайшим благом вернуться домой целым и невредимым.
30 июля я впервые попал в огонь.
Нельзя сказать, чтобы было очень приятно, когда около вас визжит и рвется всякая мерзость, притом вы даже не видите, кто и откуда в вас стреляет, настолько бездымный порох маскирует неприятеля. И китайцы далеко не были так слабы, как их принято считать; сопротивление было очень упорное и стоило нам двухсот человек только в одной колонне Анисимова. Мне даже пришлось попасть в такое место, где наше положение было, может быть, гораздо хуже, чем у наших противников. Небольшой отряд Ширинского, в который я был послан подвезти патроны, подвергся в течение пяти часов расстрелу со всех еще не взятых фортов и батарей, да еще приходилось отражать нападение китайцев, покушавшихся анфилировать вал, который мы занимали. Окончательное взятие китайских позиций состоялось только на другой день.
В общем, бой дает очень много сильных ощущений и порядочную нервную встряску, не лишенную своеобразной приятности; особенно хорошо себя чувствуешь, когда наконец все кончается и можешь отдохнуть.
“Я не мог налюбоваться на наших стрелков, это удивительные люди. ”
Отталкивающего впечатления все это на меня не произвело, и потом меня всегда тянуло во всевозможные подобные предприятия, что мне почти всегда и удавалось. Условия службы были очень тяжелые: я не был снабжен ни деньгами, ни вещами, жалования не получал три месяца, так как крейсер ушел в Амой; жарища вначале была страшная, пить приходилось буквально, как птице небесной, пользуясь всевозможными местными обстоятельствами, но я очень скоро приспособился и чувствовал себя прекрасно. Отношение сухопутных офицеров до Стеселя включительно было самое сердечное, и за эту кампанию я приобрел массу друзей.
Я не мог налюбоваться на наших стрелков, это удивительные люди: они в бою имеют такой вид, точно они всю жизнь только и делали, что дрались и были под огнем, до того их мужество просто и не картинно. Выносливость у них дьявольская, в этом отношении с ними ни одна нация не сравняется: во время трудного форсированного марша на Янцун в страшную палящую жару я шел с французским отрядом. Мы проходили полем, буквально усеянным людьми разных национальностей, лежали они почти без признаков жизни; тут были и американцы, и индийцы, очень много японцев, пожалуй больше всех французы: за каких-нибудь два часа они потеряли 30 человек от солнечного удара, в наших же войсках почти не было отсталых. Дивная организация у японцев, но солдаты их куда слабее наших: больших переходов они не могут делать без большого напряжения, ни холода, ни жары они не выдерживают, правда, они очень храбрые и лезут отчаянно, но спокойное мужество, неутомимость и способность приспособляться к самой невозможной обстановке ставят наших солдат вне конкуренции.
Большое впечатление произвел на меня Пекин. Первые дни я себя чувствовал точно в какой-то сказочной стране. Мы стояли бивуаком в императорских парках, где никогда не была европейская нога, да и китайцу не всякому удавалось туда попасть. Первые дни питались императорскими оленями, которые там паслись. Жалко их было, да голод не тетка. Пейзаж, действительно, сказочный: тут и огромные пруды, заросшие розовыми лотосами, фантастические горки с павильонами, огромная статуя Будды в виде огромного самовара-все это так своеобразно, что прямо не может быть сравнимо с нашими европейскими видами. Был я и в знаменитом летнем дворце Богдыхана, в горах в 20-ти верстах от Пекина: прогулка довольно опасная, т.к. там шатается много боксеров и даже где- то вправо была слышна сильная стрельба.
Остальные два месяца плавал на джонках по Пей-хо, которую изучил за это время детально. Было очень весело, постоянно приходилось возить много офицеров, а иногда даже с отрядом Красного Креста ходили сестры милосердия. Ваши письма я получил в Янцуне. Это небольшой город на Пей-хо, где ее пересекает железная дорога. Письма были доставлены, благодаря любезности лейтенанта Шванка, адъютанта адмирала Алексеева. Вы не можете себе представить, как они меня порадовали. Во Владивостоке встретил Наташу Панфилову, дочь тети Сони; она теперь живет в Хабаровске, думаю к ней съездить перед списанием с “Рюрика”.
Посылаю Вам снимки, сделанные владивостокским фотографом “Рюрика” в доке, а также свои последние карточки: я снимался в Иокогаме.
Кают-компания крейсера 1 ранга “Рюрик”. Ноябрь 1900 г. Во втором ряду справа второй П.А. Вырубов, четвертый Жданов
XXXV. Порт-Артур. “Дмитрий Донской ”. 19 ноября 1901 г.
Пишу это письмо, проводя последние дни в Артуре. Я только что назначен на крейсер I ранга “Дмитрий Донской”, уходящий в начале декабря в Россию. По программе плавания мы должны быть в России в начале мая 1902 г., так что я буду в отсутствии ровно три года: в этом отношении мне повезло, так как редко кому удается вернуться с эскадры через три года, обыкновенно отпускают со всевозможными проволочками и задерживают до четырех лет. “Донской” – пятое судно, на котором я плаваю за эти два года, да еще 4 месяца провел в десанте, как видите, служил довольно разнообразно. Всюду, слава Богу, мне жилось прекрасно, несмотря на то, что условия службы были иногда очень тяжелы, и я покидаю Дальний Восток без проклятий, как некоторые мои сослуживцы. Давненько мы с Вами не видались, много будет о чем поговорить, тем боле, что письмами мы друг друга не баловали; как вы все за это время изменились! Сестра Ляля пишет, что собирается замуж. Давай ей Бог всякого счастья, надеюсь быть у нее шафером.
Я Вам пришлю подробный маршрут нашего плавания, как только он выяснится, и расписание куда адресовать мне письма. Напишите, что вам привезти из заграницы: мы пробудем несколько месяцев в Средиземном море, где можно будет достать много хороших вещей. Вообще, это плавание обещает быть интересным, если только мы не пойдем, все пять судов вместе с эскадрой, да еще под флагом адмирала Чухнина. Всего уходят пять судов: крейсеры 1-го ранга “Адмирал Корнилов”, “Владимир Мономах”, “Дмитрий Донской”, броненосцы “Наварин” и “Сысой Великий”. Отправление такого большого числа судов в Россию – явление небывалое в тихоокеанской эскадре. Это делается, чтобы без особого шума заменить их более сильными современными, а также попутно втереть очки японцам.