В секретарской миловидная девушка быстро печатала на машинке и, ответив на приветствие, пропела:
– Михаил Самуилович ждет вас.
Постучав и дождавшись ответа, я переступила порог просторного кабинета, обставленного в современном офисно-деловом стиле. У двери меня встретил приятный мужчина лет пятидесяти. В нем чувствовалась врожденная интеллигентность, я бы сказала порода, которую не приобретешь ни за какие деньги, это дается свыше. Он приветливо обратился ко мне:
– Вы Татьяна? Мне позвонила Софья и предупредила о вашем визите.
Мы уселись в мягкие кресла.
– Спрашивайте, Танечка, что вас интересует, но, думаю, вряд ли стоит связывать эту историю с делами фирмы. А вообще, я так и полагал, что они еще хлебнут с этим ребенком. – Что-то не очень лестно о внуке, к тому же какие нервы! Пропал малыш, а он спокоен, как удав, – мелькнуло в голове.
– Почему вы так полагали? – с ударением на последнем слове спросила я.
– Да нет, это я к слову, – видно, поняв, что сказал что-то не то, поправился Михаил Самуилович. – Так что вам, Танечка, конкретно хочется знать?
– Софья Михайловна говорила, что были телефонные звонки с угрозами. С чем это может быть связано? – Я вопросительно посмотрела на собеседника.
– Попытаюсь объяснить, – неторопливо начал он, – в общем, так: в наш бизнес пытались вторгнуться посторонние, они хотели взять нас нахрапом, на испуг, но теперь уж не начало девяностых годов и, как вы понимаете, сферы влияния давно поделены. Самозванцев вежливо попросили. Поверьте, все уже улажено, и я стопроцентно уверен, что тут нет никакой связи с исчезновением ребенка.
Не верить ему у меня не было оснований. Еще минут пять мило побеседовав и выпив по чашечке кофе, мы распрощались.
Интуиция с самого начала подсказывала мне, что я тяну пустышку с этой фирмой, но ведь любую версию, чтобы исключить полностью, необходимо проверить. И все-таки что-то в этом разговоре мне не понравилось, осталась какая-то недоговоренность. А может, показалось? Ладно, пока идет этап сбора информации, поэтому анализировать следует позже, тем более что я уже подъезжала к дому Заманских, и нужно было настраиваться на разговор с ними и Катей.
Дверь мне открыла девушка лет двадцати пяти, как я догадалась, это и была Катя, няня Левушки. По осунувшемуся заплаканному лицу видно было, что ночь она провела не лучшим образом. Войдя в квартиру, я попала в просторный холл со встроенными шкафами и огромными зеркалами, зрительно увеличивающими его объем. Услышав мой голос, вышел Альберт Львович. Он помог мне раздеться и пригласил в гостиную, которая, несмотря на солидные размеры, выглядела очень уютно, благодаря уголку с мягкой мебелью, большому количеству цветов и огромному мягкому ковру, устилающему пол.
На второй этаж из гостиной вела оригинальная винтовая лестница, органично вписываясь в общий интерьер.
– Мы сегодня ночью глаз не сомкнули, – начал разговор хозяин дома. – У Софьи разболелась голова, и она с полчаса назад прилегла в детской. Катя тоже не спала, но я попросил ее подождать вас, ведь вы хотите с ней поговорить?
– Да, обязательно, и, если можно, наедине, – попросила я.
– Конечно, можно, проходите в мой кабинет, а я пока поднимусь к жене, узнаю, как она.
В кабинете мы присели на кожаный диванчик, и я попросила Катю рассказать, как все случилось. Она повторила то, что мне уже было известно, а я хотела услышать от нее, как выглядела женщина, похитившая ребенка.
– Знаете, Татьяна, – в раздумье начала Катя, – я очень плохо запоминаю лица и всегда удивляюсь людям, которым достаточно мимолетного взгляда на человека, чтобы потом составить фоторобот человека. К тому же я не думала тогда, что мне потребуется запомнить ее внешность. Все произошло так быстро! Единственное, что могу сказать: это женщина молодая. Ну, во всяком случае, до тридцати, светлая, худенькая, одета в кожаный плащ с капюшоном, такие сейчас на каждой женщине. Это все. Я, честное слово, не знаю, чем вам помочь, мне так стыдно перед хозяевами: они так переживают... И для меня за эти три месяца Левушка стал родным...
Она расплакалась, потом, немного успокоившись, продолжила:
– Я ведь с ним с первого дня после выписки хозяйки из роддома. Софье Михайловне делали кесарево сечение, поэтому ей нельзя поднимать ничего тяжелого. Шов очень долго не заживал, и она постоянно ходила в поликлинику на проверку, а дома я помогала обрабатывать рану. Поэтому Левушка, как вы понимаете, целиком был на моих руках.