Стрелка спидометра показывала ровно вперёд, где-то между цифрами «160» и «180».
— Тебе со всего роман, — злился Герасим. Хотя должен-то радоваться. Он же мой литературный агент, а не душеприказчик. Агентик, не удержался я от сарказма. — Вот зачем он тебе? — а выслушав мои резоны, удивился: — Жена?! Час от часу не легче. Далась тебе эта девчонка!
— Далась, Гер. Переживаю я. Как бы он на ней из-за меня не отыгрался.
— В больнице он, глупый ты человек. В больнице. Нос ему вправили. Успокоительным накачали. Спит как младенец.
— Так что ж ты, мать твою, сразу не сказал! — выдохнул я, щурясь от слепившего света встречной машины. Дворники молотили как потерпевшие, и так ничего не видно из-за плотной стены дождя, ещё этот мудак. — Урод, дальний выруби! — поморгал я фарами. Но уроду было похуй. — Вот мудак! Ну на тебе! — врубил я свой дальний свет и проводил взглядом промчавшегося мимо педрилу.
— Я сказал, — выслушав нецензурное, ответил Герасим. — Сказал, что отправил с ним человека. Следить. Вот он и следит.
— А жена? Жена с ним?
— О, боги! — взмолился Герасим.
— Всё понял. Понял! Заткнись.
Действительно неважно с ним она или нет, главное, ей ничего не грозит, и нет нужды искать её посреди ночи.
Я сбросил скорость, чтобы развернуться. Чёртов тапок соскользнул с ноги. И вместо того, чтобы подцепить, я нечаянно задвинул его под педаль. Вот падла! И пока щурился, пытаясь избавиться от «зайчиков», пока сползал вниз по сиденью, нащупывая чёртов сланец, заехал на бровку.
Из-за разницы покрытия машину швырнуло, я занервничал и совершил ошибку. Такую тупую, что не позволил бы себе создать подобную ситуацию даже в самом худшем своём романе. Но жизнь порой хуже. В сотни раз хуже. И я понял, что перепутал педали газа и тормоза, когда из-под шин полетели камни и неожиданно из темноты с сумасшедшей скоростью навстречу выскочило дерево.
Я даже успел дёрнуть руль. Даже успел выматериться и запомнить, что именно в этот момент выронил телефон. Но всё это была уже ненужная информация.
Удар пришёлся на пассажирскую сторону машины. Зашипели, надуваясь, воздушные подушки. Ремень безопасности врезался в грудь. Голова ушла вперёд, жёстко ткнувшись лицом в парашютную ткань, но уже в следующее мгновенье по инерции ушла назад. Недалеко. Звезданулась о спинку…
И свет погас.
Пип! Пип! Пип! Пи-и-и-и-и…
Глава 13. ВП
— Леонид Юрьевич, — спокойный мужской голос где-то далеко-далеко. — Леонид Юрьевич, вы слышите меня? — Уже ближе. До того как я успел подумать, что умер. — Леонид Юрьевич? — мою руку сжала тёплая сухая ладонь, и мысль о боге, рае, аде, хоть и окуклилась противной гусеницей, так из моего вялого мозга лёгкой бабочкой не выпорхнула. Я — жив.
И я дёрнулся и попытался открыть глаза.
— Тихо тихо тихо, — придавила меня за плечо всё та же ласковая, но сильная рука. — Не пытайтесь пока вставать. Но главное — открывать глаза, — в голосе, до этого ободряющем, теперь послышались властные жёсткие нотки. — Послушайте меня, — скрипнула кровать под невидимым собеседником, когда он сел на край. — И послушайте очень внимательно. Меня зовут Анатолий Владимирович. Я ваш лечащий врач. И как у вашего врача, — вещал он, пока я ощупывал жёсткий корсет на шее и плотную повязку на глазах, — у меня для вас две новости.
— Начинайте с плохой, — я удивился, что голос в принципе прозвучал как обычно. Даже обыденно. Словно не так долго я и молчал. Не пришлось даже прокашливаться.
— У вас сотрясение мозга, — проговорил доктор также обыденно. — И как следствие травмы — кровоизлияние в область глазных яблок, отслоение сетчатки, нарушение сосудистой оболочки и повреждение зрительного нерва.
— Я ослеп? — конечно, я спросил с надеждой, что он скажет: нет! Конечно, нет! И затаил дыхание, стараясь не подать вида, что другого ответа я не жду, не выдержу, не приемлю.
Но он молчал. Потом прочистил горло, хотя вот сейчас это точно было лишнее и звучало подозрительно. И только потом, когда я уже едва сдерживал проклятья, которыми хотел разразиться, если он ещё раз кашлянет, доктор не произнёс, изрёк:
— Процесс восстановления медленный, Леонид Юрьевич. И потребует от вас больших усилий и дисциплины.
— Твою мать, я буду видеть? — снова дёрнулся я. И снова получил ободряющее похлопывание по руке.
— При благоприятном исходе. С божьей помощью.
— Док, — не выдержал я. И, схватив его бездушную руку, сжал так, что кости хрустнули. — Я. Буду? Видеть?
— Будет ясно не раньше, чем через месяц-два, — пытался вырваться из моих тисков доктор. — Если всё пойдёт хорошо. Если вы будете соблюдать все рекомендации.