«Товарищи рабочие! Братья! Пришло время объявить беспощадную войну извергам и кровопийцам…» — принялся читать Николка. Буквы крупные и на всех листиках одинаковые. Многие слова были непонятные.
Прочел до конца листок, подумал и снова прочел. Затем поспешно перевязал стопку ниткой и спрятал. А листок, который читал, оставил себе. Зачем это он сделал, и сам не знал. Просто так…
Возле модельной Николка увидел Яшку, кучера управляющего. Шла молва, что Яшка не зря мотался по заводу: ходил и прислушивался, о чем говорили рабочие. Потом доносил. Вот и сейчас кучер вроде дремал на солнышке с полузакрытыми глазами. А сам старался подслушать разговор чернорабочих, которые возле мастерской сколачивали ящики для отправки готовых изделий.
— Вам посылку велели передать, — шепнул Николка на ухо Тимофею Ракову и незаметно сунул пачку бумажек в его рабочий ящик. В дверях мастерской он остановился.
Потом повернулся на одной ноге и кинулся в угол модельной к большой жестяной клееварке. Достать из кармана припрятанную листовку и намазать обратную сторону клеем для Николки было минутным делом.
Выскочив из мастерской, он тихонько подкрался к Яшке и приложил намазанный клеем листок ему на спину.
Яшка долго ходил по заводу, сверкая белым пятном на синем кучерском кафтане. За его спиной останавливались мастеровые люди, вчитывались в призывные слова и про себя посмеивались над доносчиком.
К вечеру кто-то сказал управляющему о проделке над Яшкой, и кучера вызвали в контору. Сидя на крылечке, Николка слышал, как бранился управляющий, обзывая верного слугу вороной, ротозеем и канальей.
От управляющего Яшка выскочил злой и красный, как вареный рак, погрозил на крыльце кому-то кулаком и помчался к конюшне. На спине его белели клочки бумаги.
К концу смены на всех дверях и стенах мастерских появились листовки.
…Вечером после гудка рабочие толпами повалили к проходной, по привычке поднимая руки для очередного осмотра. На этот раз охранники не только ощупывали, но даже карманы выворачивали.
— Как они все переполошились! До сих пор стены скоблят, чтобы и клочка не осталось.
— Что и говорить, не любят правду-матушку, — разговаривали по дороге рабочие.
— Братцы, а кто же это над Яшкой учинил? Ходит по заводу, выслеживает, вынюхивает, а у самого на спине…
— Что и говорить, смелый человек.
Николка слушал, а на языке так и вертелось: «Это я тот смелый человек»…
Кущенко шел в толпе рабочих, о чем-то разговаривал со своими друзьями, а Николку вроде не замечал. Лишь когда повернул на Жандармскую, к дому, подозвал его:
— Эх, Мыкола! Я думал, ты взрослый, а ты еще несмышленый хлопчик! Кто тебя просил на спину кучера листовку приклеивать? Ведь ты чуть беды не натворил. Хорошо, обойдется. А как дознаются? Да из тебя жандармы всю душу вытрясут: — «Где взял?» В нашем деле осторожность нужна. Выдумкам и озорству здесь не место…
Николка слушал, краснел и никак не мог понять, откуда Кущенко узнал о проделке над Яшкой?
Но как бы там ни было, а с той поры Яшка и носа не показывал на заводском дворе, предпочитая ожидать распоряжений своего хозяина на конторском крылечке.
„Ни чешуйки, ни хвостика…“
Листовки надо было распространить не только на заводе. О них завел разговор Кущенко с Афанасием, который зашел под вечер в гости. Иван Васильевич в это время мастерил для ребят под сараем качели. Ему помогал Федя, закрепляя веревки на бревне, под крышей. Марийка и Сережа вертелись тут же.
— Вот и готово! Становись, Федор, на конец доски, будешь капитаном. Марийка с другого конца, за боцмана. А Сережу на середину доски посадим, он пассажир. Ну, счастливого плавания! — Иван Васильевич качнул несколько раз доску, и шумный экипаж тронулся в путь по воображаемому морю-океану.
— Только носы берегите. А упадете — чур, не реветь! — крикнул ребятам Иван Васильевич, усаживаясь рядом с Афанасием на крылечке и набивая трубку. — Расскажи, Афоня, что там было после того, как Степан скрылся?
— А ничего страшного. Дело он свое выполнил. Толковый, видать парень. Слушают его казаки и только чубы теребят. Да один атаманский холуй, Ильей зовут, донес на него. Чуть было не сгребли. Меня после в конторе спрашивали: кто он и каков из себя. Я его совсем по-другому обсказал. Маленький, говорю, хлипкий. А про что толковал, не слышал, сон меня сморил с устатку. Вот, мол, беда-то какая! Посулил найти и доставить самолично. Все записали и отпустили. Мне пока верят…