— Угу… Поняли… — загудели мальчишки.
— Топайте отседова, толстомордики! Неча на нас глаза пялить, без вас разберемся, — Тюнька погрозил Сеньке с Васькой, которые остановились возле угла и начали прислушиваться, о чем идет разговор. Увидев кулак, они тотчас отвернулись и скоро скрылись за углом. Мальчишки дружно расхохотались.
— Вот и добре, вижу, что поняли. А теперь скажите, кто из вас умеет читать? — незнакомец вытащил из кармана книжку Конан-Дойля.
Загалдели ребята:
— Я маленько читаю…
— И я тоже. Зиму в школу ходил.
— Я мала-мала буквы знаю, — тише всех ответил Ахмет.
— Вот я и подарю тебе книжку. Читать будете по очереди, а его грамоте подучите. И давай договоримся, Ахмет: будет худо, приходи ко мне. Живу я недалеко, на Жандармской улице. Спросишь Кущенко Ивана Васильевича, каждый укажет.
Молча смотрели мальчишки вслед новому знакомому.
— Этот дяденька с плужного. В нашем околотке живет, — сообщил один из них, перелистывая книжку с картинками.
«Хороший человек», — думал Ахмет. У него на все случаи жизни было два понятия в оценке людей: хороший и плохой. Ахмет был рад, что законное место на углу осталось за ним.
Только Панька долго не мог успокоиться и сидел надутый, как индюк.
— Иду-иду-у! — донесся издали гудок паровоза. Зашевелились мальчишки, готовясь к встрече пассажиров.
Невдалеке на станционной площади гуськом друг за другом стояли экипажи, возле которых застоялся навозный дух, роями летали мухи и слепни. Каждый из прибывающих в город обязательно пожелает соскоблить с обуви дорожную пыль. А потом уж направится со своим чемоданом к извозчичьему ряду.
Секретный пакет
Когда Кущенко вышел на дощатый станционный перрон, на путях огромной зеленой гусеницей растянулся только что прибывший состав. От его хвоста, подпрыгивая на костылях, ковыляли калеки — солдаты в прожженных солнцем и порохом шинелях.
— Удружи, браток, на закрутку, — услышал Иван Васильевич. Возле него остановился высокий, худой, заросший щетиной солдат. Кущенко поспешно протянул кисет. Но солдат не мог скрутить цигарку. Левой рукой он опирался на костыль, а вместо правой болтался пустой рукав.
— Сейчас, дорогой, сейчас, — Иван Васильевич принялся шарить по карманам в поисках клочка бумаги. Но так и не нашел.
— На-ка, служивый, посмоли из моей трубки, — предложил он.
— Какой уж я теперь служивый, — горько усмехнулся солдат. — Обломок от меня остался. Стало быть, царю-батюшке больше не нужен. Не поверишь, одна нога и та домой не идет. Не я один такой-то, гляди, сколько нас. А ведь все людьми были в полном аккурате в четырнадцатом году, как нас на войну гнали. Спасителями называли, героями, братцами навеличивали. Вот они, «спасители»: не работники и не воины, — он кивком головы указал на калек, которых с плачем уводили с перрона матери и жены.
— Никак жалеешь, что не пришлось больше служить царю-батюшке?..
Испытующе посмотрел солдат на собеседника, словно хотел узнать, с кем имеет дело, и тихо, но зло выдохнул вместе с табачным дымом:
— Жалею, что не захлебнулся он людской кровью, окаянный. Там ведь ее реки пролиты за два года, на позициях-то. Даже у солдат терпенье лопнуло, огрызаться стали.
— Огрызаться, говоришь? — с живостью переспросил Кущенко.
— Еще ка-ак! Первое время перед каждым благородием тряслись. Теперь не то-о! Надоела война людям. Спасибо, дорогой, за трубочку.
Солдат вдруг засуетился и быстро заковылял навстречу женщине с двумя ребятами. Одного она несла на руках, другой держался за юбку.
— Сеня-а… горький ты на-аш, — запричитала женщина, бросаясь к солдату. Иван Васильевич смотрел им вслед, нахмурив брови.
Своего двоюродного брата Кущенко увидел издали возле почтового вагона. Афоня был выше других грузчиков. Только лицо еще совсем ребячье, безусое. Он стоял в дверях вагона и быстро перекладывал мешки с письмами, пакеты и ящики с посылками, поторапливая остальных:
— Шевелись, ребята! Через пять минут отправление. Давай-давай!
Иван Васильевич встал в сторонке в ожидании конца погрузки.
— Здравствуй, братко, — заговорил Афоня, подходя к старшему Кущенко, когда после третьего удара в медный колокол поезд медленно пополз по рельсам, набирая скорость. — Сегодня сам пришел? Фу-у, упарился я.
— Что-то покрикиваешь ты на хлопцев. В начальство, что ли, вышел? — с усмешкой спросил Иван Васильевич.