— Еще раз запомни: хорошо, когда начальство верит. Но с ним надо ухо востро держать. Ты вот наговорил: маленький, хлипкий… А вздумают проверить? Враг не дурнее нас, он хитрый, коварный.
Афоня поскреб с досадой за ухом:
— И верно, оплошку дал… А ты дальше слушай… Когда Степан за кипятком бегал, по пути казакам в переметные сумки листовок насовал. У одного в станице атаман эту листовку нашел. Казак на другой день ругался, на чем свет стоит. Попало ему от атамана. Остальные молчат, посмеиваются. Теперь после переполоха возле коней караул поставили, чтобы никто не подходил. Все тот же холуй старается, который на Степана донес.
— Караул, говоришь? Надо что-то другое придумывать…
— Надо, Иван. Один казачок потихоньку спрашивал у меня, где бы такой листок достать? Ну я ему отрезал: «Не впутывайте меня в ваши дела! Знать ничего не знаю. И так страху из-за вас натерпелся»…
— Правильно ответил. Нечего зря на рожон лезть. — Иван Васильевич помолчал. — Да, Афоня, на рыбалку собирайся. Надо…
— Когда?
— Чем скорее, тем лучше. Большое дело готовим.
…На другой день Кущенко подозвал Николку во время обеденного перерыва:
— Мыкола, ты что всухомятку жуешь? Иди-ка, похлебай лапши, пока не остыла. — А когда Николка понес посуду в проходную, тихо шепнул: — Возьмешь там, под котелком… и отнесешь на станцию Афанасию. Помоги ему в одном деле. Он скажет… Да смотри, без фокусов!
Николка обрадовался, что Иван Васильевич на него больше не сердится и сразу же помчался на станцию, прихватив свою книгу.
Афанасия Николка встретил возле теплушки.
— Это надо отправить… И это из конторы прислали. А вот вам велено передать, — и Николка оглянулся вокруг.
Афанасий чуть шевельнул черными, словно нарисованными бровями и спрятал сверток.
— Еще что наказывали?
— Вам помогать.
— Вот и хорошо. Приходи-ка сегодня ко мне ночевать. На зорьке рыбу пойдем ловить. На пирог.
Николка удивился и хотел было возразить. Но Афанасий посмотрел на него долго и серьезно.
— Ладно, приду, дядя Афанасий.
Николка задумался. Один говорит помогать, другой рыбу зовет ловить. Непонятно что-то. Так он и не мог сообразить: радоваться ему или обижаться. Но вечером отпросился у бабушки и прибежал к Афанасию.
— Мы правда рыбу пойдем ловить? — допытывался он.
— Правда. Вот и удочки готовы, и черви накопаны. Во-о какой рыбы наловим! — развел Афанасий руками и смешно шевельнул бровями. — Бери хлеб, пей молоко и на сеновал спать. Не то тебя не добудишься.
Но будить Николку на этот раз не пришлось. Он вскочил, когда еще спали воробьи и, как он любил говорить, «черти в кулачки не брякали».
— Вот тебе удочка. А это спрячешь за пазуху.
Удивленный Николка при тусклом свете летней ночи увидел в руках Афанасия знакомый сверток. Афоня разорвал его, а там оказалась пачка листовок.
— А это… на что?
— Сейчас узнаешь, — и Афанасий принялся объяснять, в чем заключается Николкина помощь.
— Пойдем, пока темно. — Рыбаки двинулись через уснувший поселок к Большому тракту. За ними по росной траве тянулись темные полосы от следов.
— Начнем, — тихо проговорил Афанасий, когда дошли до первых домов. В руке у него оказалась волосяная кисточка с коротким черенком. Он быстро макнул ее в банку с клеем, которая была спрятана на дне голубого чайника для рыбы. Торопливо помазав кистью по чьим-то воротам, Афанасий зашагал дальше по тракту.
Николка вытащил из-за пазухи листовку и пришлепнул. Следующие забелели на телеграфном столбе, затем на заборе богатого дома. Так и шли «рыбаки» по самой бойкой, но теперь пустынной улице города, оставляя на заборах и стенах домов белые квадратики.
В центре города они свернули в боковую улицу и направились к двухэтажному каменному зданию чаеразвесочной фабрики.
Из ворот этой фабрики развозили чай в золоченых обертках по лавкам и магазинам. Около трехсот женщин-работниц целыми днями, надрывая кашлем больные легкие, сушили, ворошили, раскладывали по сортам душистую массу.
— Пусть и бабоньки почитают, которые грамотные. Сколько там осталось? — поинтересовался Афанасий, поспешно удаляясь от чаеразвески, на грязной стене которой забелели листовки.
— Славно «порыбачили»! Надо еще для мельницы оставить.
Когда Афанасий с Николкой дошли, наконец, до реки, наступила та самая «зорька», которую любят рыбаки.
Где-то глухо, словно из-под земли, ухала ночная птица выпь. И было непонятно, далеко она кричит или близко.