Ружьев. Манечкин маму родную уволит, не пожалеет. Она, например, ему скажет: Мирон Петрович, я вас вчера родила, но вы извините, сегодня, боюсь, родить не получится. А он ей на это: вчера — это было вчера, и сегодня вас, мать вы не мать, ничего не спасет. Потому что у нас, дорогая вы мать, производство тут, а не богадельня.
Мансуров. Петрицкий вообще справлялся с работой?
Ружьев. Всегда управлялся, как помню. В последнее время с ним что-то… ходил, как опущенный в воду… Новые машины пришли. Их облетывать надо, а он… Чего-то заело, короче, у него. Да мало ли что, человек не железо?.. Это Манечкин думает, что из железа.
Мансуров. Хотите сказать, Петрицкий мог покончить с собой из-за неприятностей с начальством, к примеру, работы, которая не клеилась?
Ружьев. Не знаю, майор, что сказать. Лично я бы не стал… Столько других причин… Машенька, внученька, замуж выходит. Ей 18, ему — 64! На год меня старше! У него уже внуки свои, а она… Люблю, говорит, не могу и ее не удержишь. Тут по мне — лучше в петлю!.. (Молчит). Мы же ничего не знаем, майор. Про себя ничего-то не знаем… (Молчит). Вот задача: ходит возле тебя человек… всем понятный как будто… а потом пропадает и ты думаешь: что за человек был такой?.. (Молчит). Но кто его доставал по-настоящему это не Манечкин — а Паршин. Если Манечкин — сука, то Паршин — на все три потянет. Я иногда представляю: был бы я, например, трактористом и Паршин, к примеру, мне бы попался под гусеницы. Я бы, поверишь, на самой бы маленькой скорости через него переехал.
Мансуров(с улыбкой). Говорят, будто Паршин с Петрицким едва не подрались?
Ружьев. Это кто говорит?
Мансуров. Да сказали…
Ружьев. Ну, кто? Я тут всех знаю, мне интересно, кто продает?
Мансуров. Почему продает? Разве это секрет?
Ружьев. Не секрет. Но ты только пришел — уже знаешь. Тебе, значит, стукнули. Кто?
Тишина.
Мансуров. А что, если бы их не разняли…. поколотил бы он Паршина?
Ружьев. Жалко, разняли. Жалко, что не поколотил. Мог бы, конечно. Крепенький был…
Мансуров. А вообще, Петрицкий любил подраться?
Ружьев. Достал его Паршин, летать не давал. Когда ты под кем-то, и кто-то тебя невзлюбил… Ты же видел, мы тут самолеты делаем. И тоже испытываем. Полетел — заработал. Не полетел — пролетел мимо денег. Достал…
Мансуров. Понятно… (Выключает, включает фонарь). Батарейки садятся.
Ружьев. Жизнь уходит, чего батарейки… Ну, двинули дальше?
Мансуров. Сколько люков еще?
Ружьев. Мы еще половину облазили… (Сдвигает крышку следующего люка, светит вниз). Темнотища, однако же, мрак!..
VI
Та же квартира, та же комната. Во главе стола гадалка баб Лина. Рядом Дочь, Фея, Бабуля. У Бабули голова перевязана платком. Нина Алексеевна Сидит понуро, в гадании, кажется, не участвует, в карты не глядит.
Баб Лина(тасуя колоду и глядя на Нину). Ну, что ли, на даму теперь?
Бабуля. На меня, пожалуйста!
Фея. Нет, на даму, баб Лина!
Бабуля. Феечка, я тоже женщина, к твоему сведению.
Фея. Все правильно, теть Зоя, вы женщина, но вы — мать.
Бабуля. А мать уже не считается?
Фея. Считается как бы. Но мать это мать, а дама — это дама. Разные вещи. Понимаете?
Бабуля. Не понимаю. Не понимаю, почему мать — это мать?..
Дочь. Бабуля, потому что дама — это дама! Тебе, кажется, ясно сказано.
Бабуля. Не понимаю… Я не понимаю…
Баб Лина. Ночная кукушка дневную завсегда перекукует. Чего не понять.
Бабуля. Я не кукушка, я мать!
Баб Лина. Вот и сиди, и жди свое материнское время.
Бабуля. Я должна ждать? Я, мать, должна еще ждать? Но, помилуйте…
Баб Лина. Должна, должна. У меня тоже дети, я тоже сижу и жду. Не хочешь, чтобы тебя со свету раньше времени сжили — так сиди и жди. И будешь всем хорошая.
Бабуля. Скажите мне, где наш сыночек, я вас отблагодарю.
Дочь. Бабуля, ты со своими благодарностями — где надо и не надо, просто стыдно перед людьми.
Бабуля. Ты еще маленькая стыдить меня. Пожалуйста, не надо. Я тебе бабушка, а не кто-нибудь.