Дочь. Пишите-пишите. Пощиплет — перестанет. Теть Шура сказала, чтобы вы писали — вы и пишите.
Данилов. Ну, хорошо… Как хорошо? Что значит хорошо? Сегодня, к примеру, хорошо, завтра уже не так хорошо, послезавтра — еще хуже… Вы взрослый человек, вы меня понимаете.
Шура. Не понимаю. Если вам говорят, хорошо — значит, хорошо. Почему надо перевернуть? Я в конце концов, отвечаю за свои слова.
Дочь. Теть Шур, я знаю, что его интересует: лаялись они или нет, папка бил маму или мама его…
Данилов. Ты все шутишь.
Шура. Никто никого не бил. Я могу… Почему вы не записываете?
Данилов. Что вы можете?
Шура. Я могу поклясться, если надо: никто ни на кого не лаял.
Данилов. Не я произнес это слово.
Шура. К этой семье такие слова вообще не подходят. Это честная, порядочная, хорошая семья. Отношения у них были добрые, хорошие… они любили друг друга.
Дочь. Да, вы не думайте, семейка у нас что надо!
Шура. Вы записывайте.
Данилов. Я запишу.
Шура. Вы сейчас записывайте, при мне.
Данилов. Вы, пожалуйста, не беспокойтесь… Верочка, можно тебя попросить? Оставь нас на одну минуту…
Дочь. Одних? Теть Шур, он сказал, что вы симпатичная.
Шура. Какая глупость.
Дочь. А он разведен, и у него двое детей.
Данилов. Вера, мы так не договаривались.
Дочь. А что, неправда? (Уходя). Вообще-то ни у кого в этом доме секретов нет.
Данилов. Мм… теть Шура… Простите меня, Александра Григорьевна, я понимаю: любовь, дружба — все это хорошо, но… Но как бы… в общем…
Шура. Вы спрашивайте конкретно, чего хотите.
Данилов. Не могло быть другой женщины?
Шура(растерянно). Что?.. Даже не спрашивайте у меня о таких вещах, это мерзко. Я даже не хочу слушать про это. (Резко встает). Я даже сейчас уйду, мне неприятно.
Дочь(входит). Я же, кажется, вам говорила, что кроме нас с мамой у папки никого не было. Я и мама — все его женщины.
Данилов. Он мог скрывать. Каждый человек что-то скрывает.
Дочь. Папка? От меня? Такое? Скрыть? Да я бы его — он бы только захотел мамуле рога наставить — я бы его тут же и отравила. Или еще что-нибудь. Я не знаю, сейчас сразу в голову мне не приходит.
Шура. Вера, не смей так говорить.
Дочь. Теть Шур, за такие дела — как вы думаете — надо стрелять.
Шура. Ты еще маленькая судить. И вообще о таких делах…
Дочь. Как мне это надоело — маленькая, маленькая!..
Данилов. Если мне память не изменяет, рога растут у мужчин, у женщин что-то другое. (Шуре). Вы случайно не помните, как это называется у женщин?
Шура. Глупостью. (Быстро уходит в спальню).
Внезапно доносится крик: «Помогите!» Дочь и следователь торопятся к окну и с огромным усилием втаскивают в комнату Бабулю.
Бабуля (трагически). Ой, мне дурно, мне дурно…
Ее усаживают в кресло.
Ой, держите, мне дурно, я падаю…
Появляется Нина Алексеевна. Шура поддерживает ее под руки.
Шура. Нина, я тебя умоляю, вернись в постель, тебе нельзя…
Данилов(уже перегибался и выглядывал в окно, растерянно смотрит на Бабулю). Отвесная стена…
Бабуля. Я чуть не разбилась… Боже мой, как теперь строят, не за что ухватиться… Ох, как у меня кружится голова, как мне дурно, помогите мне…
А звонки, между тем, и не прекращались.
Нина. Вера, звонят.
Дочь. Ой!.. (Скрывается в прихожей).
V
Завод. Канализационный люк, из которого наружу выбирается Ружьев.
Ружьев(кому-то внизу). Ты бы слышал, майор, как в тот день его Манечкин шкурил!.. При людях — как пацана!.. Пиши, кричал он ему, по собственному желанию!.. Давай руку! Ну, руку, давай, говорю!..
Из люка наверх вылезает Мансуров. Сам, без поддержки.
Чего ты от помощи отказываешься? Брезгуешь, что ли?
Мансуров. Руки грязные.
Ружьев. Да? У кого они чистые?
Мансуров. Не понимаю чего-то: ведущий инженер, изобретатель — разве таких увольняют?