У Грэма Ларкина попросту не было причин для грусти.
И все-таки Элли была уверена, что ему грустно.
Перед входом в «Карамельную крошку» он остановился, словно не решаясь принять какое-то решение. К изумлению Элли, его взгляд снова упал на нее, и она машинально улыбнулась. Но он лишь продолжал смотреть на нее с отсутствующим видом из-под надвинутого на лоб козырька бейсболки, и улыбка сползла с ее лица.
Он расправил плечи и взялся за ручку двери, и Элли сквозь стекло витрины встретилась взглядом с Квинн. Та с совершенно обалдевшим видом что-то произнесла – что именно, Элли не разобрала – и снова как завороженная уставилась на дверь. Звякнул колокольчик, и Грэм Ларкин вошел в зал.
Лишь тогда, точно из воздуха, появились фотографы, шесть человек с черными бандурами камер и сумками на плечах. Они немедленно прилипли к витрине и лихорадочно защелкали затворами, делая снимок за снимком. Грэм за стеклом даже не обернулся.
Элли еще немного постояла на месте, переводя взгляд с Квинн, по лицу которой расплывалась неудержимая улыбка, на фотографов, пытающихся оттереть друг друга от витрины в борьбе за лучший кадр. Праздная толпа зевак с окрестных улиц начала подтягиваться ближе, привлеченная, точно магнитом, неотразимой смесью чужой славы и публичности. Толпа все прибывала, но Элли уже отступила назад и, обойдя здание, никем не замеченная, удалилась.
От: GDL824@yahoo.com
Отправлено: воскресенье, 9 июня 2013 10:12
Кому: EONeill22@hotmail.com
Тема: Re: на что похоже счастье
Приезжать в новые места.
2
Грэм рисовал этот миг в своем воображении несколько недель. И теперь, когда он наконец настал, все происходящее – этот городок, оказавшийся в точности таким, каким он его себе представлял, ряды магазинчиков, соленый бриз, дующий ему в спину, – вызывало у него такое чувство, будто все это ему снится.
Сквозь тонкую пелену облаков проглядывало размытое солнце, и голова у Грэма гудела. До Портленда он летел ночным рейсом и, как обычно, всю дорогу не сомкнул глаз. В детстве он ни разу не летал на самолете, и теперь, даже несмотря на возможность летать первым классом и частными самолетами, в воздухе ему все равно каждый раз было не по себе. Сказывалось отсутствие привычки к этому способу передвижения, хотя в последнее время большая часть его жизни проходила в перелетах.
Впрочем, все это сейчас не имело значения. Приближаясь к магазину, он ощущал, что все его чувства так обострены, как не бывало уже многие годы. Это было давно забытое ощущение. За последние два года, перевернувшие всю его жизнь, Грэм стал податливым, точно комок глины. Он свыкся с тем, что другие решают за него, что ему делать, как себя вести, с кем встречаться и что говорить при встрече. Непринужденные с виду разговоры в эфире многочисленных ток-шоу на деле велись по заранее утвержденному сценарию. О свиданиях вместо него договаривались ассистенты. Одежду ему подбирал стилист, вечно норовивший обрядить его в футболки с треугольным вырезом и обтягивающие джинсы. В прежней жизни он не надел бы ничего подобного даже под дулом пистолета.
Но прежняя жизнь закончилась миллион лет назад.
А в нынешней все обстояло именно так.
Если бы два года назад кто-нибудь сказал ему, что в семнадцать лет он будет жить отдельно от родителей – в доме, в три раза больше того, в котором он вырос, с бассейном, огромной комнатой для игр и суперсовременной охранной сигнализацией, – Грэм рассмеялся бы ему в лицо. Но, как и все остальное, что последовало за его первой ролью в кино и неожиданно обрушившейся на него бешеной популярностью, это казалось всего лишь следующим логическим шагом. Известность стала тем толчком, после которого все остальное завертелось уже неудержимо и понеслось как снежный ком. Сначала у него появился новый агент, потом новый пресс-секретарь, новый дом и новая машина, новая манера держаться на публике и новые преподаватели, задачей которых было помочь ему окончить школу без отрыва от съемок, новый имидж в обществе и, разумеется, новые, невообразимые доселе возможности влипать в неприятности.
Даже его родители переменились. Теперь, когда он заезжал навестить их, оба держались до странности скованно и тщательно подбирали слова, как будто играли на камеру. Иной раз Грэм специально делал что-нибудь такое, что в прежние времена гарантированно выводило их из себя, – к примеру, оставлял на столе грязную посуду или бросал ботинки посреди коридора, – но, вместо того чтобы, как раньше, рявкнуть на него, они лишь с непроницаемым видом обменивались взглядами и делали вид, что ничего не заметили. Все это настолько сбивало с толку, что Грэм практически перестал бывать дома.
Его жизнь в одночасье перевернулась с ног на голову. Еще совсем недавно он был самым обычным старшеклассником, который шутки ради, чтобы произвести впечатление на девушку, отправился на прослушивание, где в полутемном зале сыграл отрывок из роли Натана Детройта из «Парней и куколок» [4]. Несколько дней спустя он с потрясением узнал, что утвержден на роль в школьном мюзикле.
Его школа находилась в таком престижном районе, что Грэм порой чувствовал себя там гостем на какой-то чужой, вылизанной до блеска планете, но, поскольку от них до Лос-Анджелеса было рукой подать, большинство его одноклассников бредили Голливудом. Те, кто занимался в драмкружке, во всяком случае, уж точно. Они бегали на уроки танцев, пения и актерского мастерства. Они не пропускали ни одного номера журнала «Вэрайети», чтобы быть в курсе всех новостей киноиндустрии, а шопинг рассматривали как важный вклад в дело создания собственного неповторимого имиджа.
И тут Грэм, долговязый и нескладный, вразвалочку вышел на сцену с дурацкой ухмылкой, адресованной какой-то девице, с которой он даже ни разу не разговаривал, и каким-то образом умудрился заполучить роль. Впрочем, кроме него самого, это никого не удивило. В его жизни нечто подобное происходило регулярно. Не прилагая к тому никаких усилий, он то оказывался в составе школьной сборной по очередному виду спорта, то попадал на доску славы, а уж почетных званий от «Гордости команды» и до «Образцового гражданина» у него набралась целая коллекция. Хотелось ему того или нет, он всегда был везунчиком.
Настал день премьеры. Грэм, облаченный в слегка тесный ему костюм, со слезящимися от света рампы глазами, прилежно отыграл свою роль. После спектакля он намеревался пригласить исполнительницу роли Аделаиды на весенний школьный бал, но чем ближе к концу подходил спектакль, тем больше таяла его уверенность. Впрочем, как оказалось потом, сделать это ему все равно не светило. Отец одного из его одноклассников подыскивал нераскрученного исполнителя на роль юного волшебника в своем фильме. Роль была небольшой, но по сюжету его персонаж заставлял возлюбленную главного героя усомниться в крепости своих чувств к нему. После спектакля он поймал Грэма и предложил прийти на кинопробы. Его родители, как и он совершенно не подозревавшие, что будет, если он получит эту роль, согласились, считая это неплохим шансом, любопытным опытом, который, возможно, пригодится ему для поступления в колледж, а если дело выгорит, поможет и оплатить учебу.
Впоследствии все журналы описывали его вознесение на голливудский олимп в таких терминах, как будто он был персонажем комикса. Он, по их выражениям, «вынырнул из мрака безвестности», «вспыхнул на голливудском небосклоне стремительным метеором», «как торнадо ворвался в кинематограф». Впрочем, примерно так он себя и чувствовал. Играть ему на удивление понравилось, мир Голливуда поначалу казался захватывающим и увлекательным по сравнению с серыми школьными буднями.
Только вот никто не предупредил его, что обратной дороги из этого мира нет. По правде говоря, сейчас это казалось ему вполне очевидным, настолько само собой разумеющимся, что он мог бы и сам об этом догадаться, но пер вое время все набирало ход так медленно, словно бы нехотя, что напоминало никак не полет метеора, а скорее полет кувырком с горы. И, как большинство персонажей комиксов, он, когда почва ушла у него из-под ног, еще на некоторое время завис в воздухе, дрыгая ногами, в надежде, что не упадет, если продолжит бежать.
4