Выбрать главу

— Не знаю, — ответила она. — И мне все равно. Они угнетают меня, они испортили мне жизнь и должны понять это, черт возьми.

Но продажа номеров «Суфражистки» на углах улиц оказалась весьма тягостным занятием. Большинство прохожих равнодушно спешили мимо, не обращая внимания на Ивлин. Кое-кто не скрывал пренебрежения и даже агрессии, в том числе дама средних лет, недвусмысленно заявившая, что женщинам полагается заниматься мужем и детьми, а не политикой. Прохожие указывали на Ивлин пальцами и насмехались. Молодой мужчина в очках с роговой оправой растолковал Ивлин, что наделение женщин избирательным правом было бы катастрофой, поскольку раз в четыре недели они по биологическим причинам неспособны к логическому мышлению. Услышав такое от незнакомого человека, шокированная Ивлин на миг оторопела. А потом яростно выпалила: это значит, что женщины все-таки способны мыслить здраво три недели в месяц, чего не скажешь о мужчинах.

Некоторые пытались заинтересовать ее кампаниями, которые поддерживали сами. Ивлин пришлось почти двадцать минут выслушивать престарелого джентльмена из общества трезвости, который явно счел ее легкой добычей. А когда он наконец удалился, вниманием Ивлин завладела женщина, объяснявшая, что суфражизм — это, конечно, замечательно, хоть у нее и нет времени на такие пустяки, а вот что на самом деле важно, так это несчастные дети-язычники в Африке: не возьмет ли Ивлин брошюру, раз уж она все равно здесь? Видите ли, дело в том, что…

Ивлин пришлось показать двум мужчинам дорогу, юной леди — сказать, который час, а потом от еще одной леди, на этот раз пожилой, выслушать подробный рассказ о ее внучке, ровеснице Ивлин, которой приходится в жизни так туго!

Но Ивлин не увидела никого из знакомых, если не считать двух девочек из школы, они вытаращили на нее глаза. Какой смысл терпеть публичное унижение, если не получается досадить родителям?

Нет, для этого требовались отчаянные меры. Поэтому месяц спустя она вызвалась прогуляться по Хампстеду со щитом, анонсирующим следующий митинг суфражисток в Гайд-парке. Ей казалось, что если и это не привлечет внимание ее родителей, значит, все старания напрасны.

Дамы из Уэст-Хампстедского общества борьбы за общее избирательное право, собравшиеся в субботу утром в помещении суфражистской организации, выглядели слегка обескураженными. Сегодня Ивлин оделась в белое батистовое вечернее платье с розеткой на плече. Мисс Уилкинсон, местный организатор, была в зеленом, а мисс Кольер — в фиолетовом плтье, которое дома смотрелось неплохо, а теперь определенно казалось слишком… заметным. Все дамы надели на себя щиты из тех, что носят по улицам, рекламируя «окончание распродажи» или «последние скидки», и взяли пачки листовок, извещающих о митинге протеста против того, что борцам за свободу Ирландии разрешили проводить кампанию в Гайд-парке, а суфражисткам — нет.

Всего собралось одиннадцать дам, в том числе Ивлин, мисс Уилкинсон, мисс Кольер, молодая учительница английского, самым дерзким поступком которой до сих пор были попытки продавать «Суфражистку» на улицах, — впрочем, она в смятении сбежала, когда художник, рисующий вывески, спросил, с какой стати она считает, что должна иметь право голоса, если у него этого права нет. Мисс Кольер с тревогой разглядывала себя в зеркальце на крышке пудреницы. Ивлин искренне сочувствовала ей. К счастью для мисс Кольер, зеркало было слишком мало, чтобы показать весь ужас ее положения.

— Я словно рыцарь в доспехах, — иронически заметила мисс Уилкинсон. — Если меня собьют с ног, придется лежать, пока кто-нибудь не поможет мне подняться.

— А я чувствую себя персонажем пантомимы, — откликнулась мисс Кольер и тревожно вгляделась в свое отражение. — И уже жалею, что мы согласились на эту прогулку по Хампстеду. Храбриться гораздо проще, если можно не бояться случайной встречи с соседями.

— Лично я бы не беспокоилась, — сухо произнесла мисс Уилкинсон. — Сомневаюсь, что хоть кто-нибудь из соседей узнает нас в этом обмундировании.

Мисс Кольер на миг оживилась, а потом побледнела, вспомнив, что суфражисткам выпадала участь и похуже встреч с узнавшими их соседями.

— Никто ведь… не будет ничем кидаться? — спросила она.

— Может быть и такое, — ответила ей одна из женщин. — Но камней не бойтесь, их все равно изо всей силы не швыряют. А к грязи вы скоро привыкнете — это я про всякий мусор: гнилые овощи, яблочные огрызки, банановую кожуру и прочее.

— Ой, — вырвалось у мисс Кольер. Они с Ивлин встревоженно переглянулись.

По улицам дамы из Уэст-Хампстедского общества борьбы за общее избирательное право шли в состоянии тщательно сдерживаемого страха. К разочарованию и насмешливому удивлению Ивлин, казалось, их единственная цель — как можно быстрее закончить прогулку, предпочтительно раньше, чем кто-нибудь узнает их. Все имели при себе пачки листовок, и кое-кому изредка удавалось сунуть одну-две зевакам. К нескольким прохожим мисс Уилкинсон даже сама подошла с улыбкой и жизнерадостным: «Голоса женщинам?»