В это время по дороге, ведущей из Франции, подъехали четыре «Ганомага», заполненные людьми в камуфляже. Гробообразные бронетранспортеры, покрытые серыми и белыми полосами деформирующей маскировки, разбрызгивая рубчатыми шинами передних колес воду из луж и гремя гусеничными лентами по асфальту, встали рядом с футбольным полем.
— Союзнички пожаловали. — Ле Пэн зло сплюнул и в пику им продолжил, несмотря на одышку, свое занятие футболом. Белобрысый офицер в шлемофоне, восседающий в кабине головного «Ганомага», сидел не двигаясь, а позже раскурил контрабандную американскую сигарету.
— И когда эти долбаные гунны превратились из оккупационной армии в армию экспедиционную! — Ле Пэн получил пас и забросил мяч за спину защитника бельгийцев. Молодой французский лейтенантик рванул к воротам, пробил, но удар получился каким-то корявым, и вратарь без труда подобрал мяч.
Занятые футболом и все остальные перестали обращать внимание на пассажиров немецких бронетранспортеров.
Рота Чернышкова, после того как, вернувшись в свое расположение, собрала манатки и оседлала приданные ей немецкие трофейные бронетранспортеры, которые бойцы Красной Армии почему-то называли «Ганомагами», тоже вошла в прорыв. Преодолели разбитую огнем артиллерии дорогу и двинулись, догоняя передовой отряд. Дорога, по которой в прорыв вошло несколько корпусов, была забита как подвижными, так и не очень соединениями. Тут и кавалерия, с навьюченными на лошадей ПТРами и минометами, и с прицепленными к миниатюрным зарядным ящикам пушками. Тут и пехота, посаженная на собранные по всей освобожденной Европе и отобранные у немцев бронетранспортеры. Тут и танки, большие, средние, быстроходные, плавающие. И самоходная и прицепная артиллерия. И грузовики с боеприпасами и топливом. Все рвется вперед, чтобы сокрушить последний оплот германского фашизма.
Когда командира роты Осназа вызвали к радиостанции, установленной на каждой из десяти его машин, Чернышков вовсе не удивился смене задачи, поставленной его подразделению. Ему предстояло, свернув на проселочную дорогу, уходящую на юго-запад, проскочить на территорию Франции и с тыла атаковать бельгийские войска, ведущие обстрел наших частей с территории Бельгии. Дело могло осложниться возможным присутствием там французской армии, все-таки земля-то французская, но после стольких побед командование уже не слишком всерьез воспринимало такие трудности.
Чернышков проскочил теснину между гор, покрытых вековыми деревьями и, проехав тридцать километров, добрался до уютного поселения. Два «Ганомага» с солдатами оставил на западной окраине, еще четыре отправил охватить поселок по периметру. А сам с четырьмя оставшимися въехал во французский пограничный поселок. Еще по дороге он заметил, как приветливо ему махали крестьяне, бредущие с вязанками хвороста за плечами. Понятно, что его бойцов принимали за немецких солдат так называемой экспедиционной армии. Машины немецкие, камуфляж интернациональный, а головные уборы у всех — каска, обтянутая тканевым чехлом, который зрительно искажал ее форму, так что не грех и ошибиться. На главную улицу проехали без проблем. Но никого, кто бы мог его заинтересовать, Чернышков не встретил. А за штабом, или чем-то его заменяющим, на футбольном поле — целая баталия. Такое ощущение, что все население городка собралось здесь. Майор, махнув рукой, приказал своим подчиненным ехать туда. «Ганомаги» встали, вытянувшись вдоль лицевой линии. Чернышков по-немецки поинтересовался у пробегавшего мимо солдатика, кто играет. Тот, не останавливаясь, пояснил, что французы с бельгийцами.
— Вот они, голубчики. — Майор по рации приказал всем приготовиться, но виду до поры до времени не подавать. Игра была в полном разгаре. Бельгийцы в зеленых армейских майках пытались прорвать оборону французов, но те, имея преимущество в счете, могли оттянуть все силы назад, отвечая редкими контратаками. Наблюдая за игрой, можно было почувствовать и азарт, да и немалое мастерство команд. Они сейчас защищали честь своих стран, поэтому не жалели ни себя, ни противника. Несколько раз вспыхивала перебранка, когда судья, по старому судейскому обычаю, свистел в одну сторону, но до драки не доходило, — Европа, цивилизация!
После того как судья дал финальный свисток, а он и был для осназовцев сигналом к началу действия, двое наших солдат скрутили часового при штабе французского батальона. Два крайних «Ганомага», взревев двигателями и задымив сизым дымом весь проулок, встали у двух боковых линий футбольного поля. Из необъятных утроб бронетранспортеров выскочили осназовцы с автоматами наперевес и взяли в кольцо как бельгийцев, так и французов. Всех быстро согнали в центр, посадили на землю, руки за голову. Вычислили офицеров и сержантов. Им отвели отдельные круги.
Майор Ле Пэн попытался прорваться к Чернышкову, но потерял зубы от удара прикладом самозарядки. И было отчего досадовать Ле Пэну, ведь полтора года тому назад, в мае 1940-го, он точно так же вместе со своим батальоном попал в плен к «бранденбуржцам», немецким диверсантам. И точно так же во время международного матча по футболу. Но тогда было еще обиднее, ведь матч англичанам они проиграли со счетом 8: 1.
Всех быстро обыскали, благо в спортивной форме утаить что-либо трудно. Чернышков по рации доложил генералу Пиотровскому о проведенной операции, получил нагоняй от него, а следом — благодарность от Черняховского за решительные и успешные действия. Через час в поселок, уже с востока, вошли советские танки.
Париж. Ноябрь 1941 года.
Объявление войны Советскому Союзу вызвало во всей Франции настоящий шок. Еще недавно французские обыватели по скупым сообщениям радио и газет следили за продвижением Красной Армии, гадали, как скоро падет ненавистный фашистский режим, и Франция наконец-то станет свободной. Свобода для француза превыше всего, и мысль о том, что милая страна находится под пятой вековечного врага, приносила невыносимую боль каждому гражданину республики. Сколько проклятий было обрушено на голову безголового маршала за год оккупации, никто не сможет подсчитать. И теперь этот старый паяц еще и объявил войну освободителям.
Франция решилась. Постепенно, в ответ на мобилизацию, в самых разных уголках страны стали подниматься красные флаги. Рабочие, и объединенные коммунистами, и по собственному почину, начали воздвигать на улицах баррикады.
Кризис — это не растянутый во времени процесс, это мгновенное изменение ситуации. И при таком калейдоскопическом изменении всегда появляются новые вожди. Приходят, сметая и старых лидеров, и старую эпоху. И вот тогда-то и прозвучал с новой силой призыв известного до того лишь в узких кругах генерала де Голля: «К оружию!»
С этого момента во Франции развернулась самая настоящая, уже позабытая гражданская война. Немецкие оккупационные силы, совместно с коллаборационистской французской армией пытались и сражаться против Красной Армии, и вести контрпартизанскую войну, и обеспечивать людьми мобилизацию. И как всегда, когда кто-то пытается делать несколько дел сразу, результат оказался плачевным.
С де Голлем, скрывающимся в подполье, встретился один весьма приметный молодой человек. С тех пор Шарля де Голля иначе как «Президент» никто уже не называл, и сам Сталин в интервью Советскому радио отметил его несомненные успехи в борьбе против человеконенавистнической идеологии нацизма. А Президент в ответном интервью «Свободной Франции» поблагодарил Председателя Совнаркома СССР за огромную помощь и неоценимое боевое содружество в деле освобождения Европы от Гитлера.
Генерал Шарль де Голль, нескладный, длинный, носатый мужчина, глава французского Сопротивления, ехал на свою, может быть, самую важную в жизни встречу. Он мысленно прогонял в памяти события последнего времени. Это ведь он, а не хваленые немецкие генералы, выстроил теорию применения подвижных, и тем более танковых войск. Это он теоретически обосновал и проверил на многочисленных маневрах использование танкового кулака против наступающих дивизий противника. Во время Великой войны противники столкнулись с так называемым позиционным тупиком. Стороны встали в позиционную оборону, перекопав поле боя многочисленными траншеями, загородившись минными полями и колючей проволокой. Пулеметы, способные скашивать даже траву на целых гектарах, сделали невозможным преодоление таких препятствий славной атакой, да и артиллерия, спрятанная за спиной обороняющейся пехоты, помогала уничтожить любого наступающего противника, сколько бы его ни было. Противоядие нашли быстро. К месту предполагаемого прорыва стаскивалась вся артиллерия, начиная с осадной и заканчивая самыми малыми калибрами гранатометов и минометов. На оборону противника обрушивался шквал огня и в течение нескольких часов выжигал все живое. Потом по полям, изрытым воронками, в бой шла пехота с винтовками наперевес. Если в огненном аду выживал какой-нибудь пулеметчик, то он мог положить много пехотинцев, но судьба его, как правило, была предрешена. А дальше, после того, как была прорвана первая линия обороны, наступающая пехота упиралась во вторую, но ведь для ее преодоления нужно по изрытым воронками позициям протащить артиллерию, а командованию противника уже известно направление атаки. И он подтягивает, пользуясь достижениями индустриального века, войска. И зачастую может перебросить гораздо большее количество войск к месту прорыва, чем прорывающиеся войска. После этого наступающий отбрасывался в исходное положение, и уже противник искал счастья в другом удобном для себя месте. Выход из «позиционного тупика» и предложил де Голль. Нужно рвать фронт не столько артиллерией, сколько специально подготовленными группами саперов. Они должны сделать проходы в минных полях, снять проволочные заграждения и, прикрываясь дымовой завесой, взорвать бетонные колпаки дотов. А после этого в прорыв должны идти подвижные войска и громить по очереди подбрасываемые резервы.