— Пускай с ним лучше мужики разберутся…
Но быстро поняли, что, заступаясь за вора, показывают свою слабость и страх, и начали честить парня, напирая на него со всех сторон:
— Стыдись, жулик! Повесить бы тебя за это…
Парень струхнул. Опустил вихрастую голову, уставился в одну точку, стоит и ждет, что сейчас будут бить. Но мужики не двигаются с места и словно не замечают, что евреи заглядывают им в глаза. Торговка уже не держит шапку вора в руках. Пропахшая потом, грязная, с дырой на макушке, шапка лежит на лотке. Евреи сами были бы рады надеть ее парню на голову, еще и дали бы ему что-нибудь, но он не спешит ее взять. А крестьяне ничего не говорят. Молчат, молчат упрямо, будто назло. И вдруг евреи все сразу, как сговорились, начали убирать товар и быстро как попало кидать в ящики. Торговки проворно, с женской ловкостью, сворачивали красные, синие и коричневые ленты. Молоденькая хохлушка захотела примерить коралловые бусы, уже надела их на полную, белую шею, но торговка стремительно вырвала их у нее, так что красные бусины рассыпались по земле, и закричала, сама веря своей только что придуманной лжи:
— Нет больше бус, кончились! Нема!..
Днем, когда крестьяне уже разъезжались по домам и волы испускали в животной тоске бессмысленный, протяжный рев, издалека донесся гром, и цепочка диких гусей, протянутая в голубом, чистом небе, изогнулась и распалась на гогочущие звенья. Во всех концах города евреи застыли на месте, будто приросли к земле. Прислушивались, приставив ладони к ушам, пока эхо не затихло вдали. Пытались понять, где стреляют. Отставной солдат заявил, что стрельба удаляется. Приложил ухо к земле и сказал:
— Ну да, все дальше, по отзвукам слышно.
Другой отставной солдат тоже приложил ухо к земле и возразил:
— Нет, сюда идет. А то чего птицы-то испугались?..
Остальные, кто никогда не служил в армии, твердили каждый свое. Многие говорили, что еще вчера вечером, прежде чем лечь спать, что-то почувствовали. И, хотя накануне никто и словом не обмолвился, теперь наступали друг на друга и без конца повторяли:
— А что я вам вчера говорил? Я-то сразу понял…
Вечером в город вошли солдаты, иностранные солдаты в русской и иностранной форме.
Сперва по городу пронеслись двое верховых, распугав кур на грязной рыночной площади, так что те взлетели, как дикие птицы. Всадники, наклонившись вперед, касались грив густыми чубами, они будто срослись с лошадьми, и казалось, что это мчатся какие-то неведомые создания, полулюди-полукони. А за ними, гремя по мостовой подкованными сапогами, промаршировали пехотинцы, скрытые, как броней, облаком пыли.
Увидев солдат, евреи поняли, что фронт близко, что, того и гляди, нагрянет сам батька Махно, а железнодорожная ветка, наверно, перерезана. Все знали: когда опасность велика, сюда посылают «иностранцев» — интернациональные полки. Отставной солдат, тот, который сказал, что выстрелы приближаются, поддразнивал второго:
— Ну, и кто был прав? Видать, здесь позиция и будет, прямо на площади…
Колонна остановилась.
В воздухе мешались друг с другом непонятные слова, висела разноязыкая брань.
Китайцы в русских гимнастерках и слишком больших, не по мерке, сапогах тут же уселись на землю, скрестили под собой ноги и начали пересчитывать патроны, вынимая их из патронташей и кидая в снятые фуражки. Поблескивали острые бритые макушки. Китайцы без конца терли рукавом приплюснутые носы и раскосые, покрасневшие от недосыпания глаза и говорили быстро и шепеляво, будто второпях глотали горячую лапшу. Женщинам казалось, что все китайцы на одно лицо.
— Черт их знает, как же они друг друга-то различают, — проворчала одна.
Мадьяры подкручивали усы и стреляли черными глазами, наглыми и блестящими, как надраенные голенища. Здоровенный латыш не спеша перематывал портянки. Несколько парней ходили по площади и спрашивали местных по-еврейски, сильно растягивая слова, как говорят в Галиции:
— А много тут наших, евреев?
Местные опускали взгляд. Женщины разводили руками и вздыхали:
— Ох…
Они видели так много солдат, но почему-то совсем забыли, что каждый солдат — чей-то сын, что у него тоже есть мать. И теперь, услышав протяжный галицийский выговор, о чем-то вспомнили. Ведь и среди них немало тех, кто связан с галицийскими краями: здесь тоже найдутся те, чей сын остался лежать в горбатых Карпатских горах и тенистых, сырых лощинах. И, глядя на вооруженных парней, женщины вытирали уголком фартука повлажневшие глаза и вздыхали.