— Там у меня еще один, — сказал он лейтенанту, командовавшему на высоте.
— Пускай до ночи подождет. Вытащим.
— Не дотянет, в живот ранен. — Под потной кожей на шею волнисто прокатился ком. — Водички нет?
Лейтенант отстегнул от пояса флягу, подал Казанцеву.
За танками снова вспыхнули облака пыли, задвигались карабинеры.
— Ждет он меня. Пойду. — Казанцев вернул лейтенанту флягу и, припадая к земле, рывками побежал вниз.
Спиноза лежал, странно вывернув руку. Наверное, пытался я ползти по ложбинке следом. Гимнастерка на животе облипла землей, клейко бурела, Остекленевшие глаза удивленно таращились в наливающееся белой мутью небо. Андрей упал рядом лицом в сухую землю и заплакал. Так хотелось вытащить. У пехоты фельдшер есть. Может, и спасли бы, а теперь… И похоронить негде…
Живые тогда на все были готовы для мертвых, потому что мертвые для себя уже ничего не могли.
Мотор танка продолжал работать, и сладковатый едкий дым бензина оседал в степной промоине. Осторожно, прислушиваясь, Андрей подполз к танку, устроился под гусеницей и стал бить короткими очередями по карабинерам. Когда карабинеры залегали, Андрей доставал из вещмешка пачку с патронами и набивал диски. В одну из пауз Андрей услышал шорох сзади. По ложбине к нему полз пожилой узбек-сержант с ручным пулеметом.
— Одна воюешь? — широкие скулы сержанта блестели, почти совсем соединялись с бровями, закрывали глаза. — Лейтенанта к тебе прислала. Позиция, говорит, хороший и парня тоже. Вдвоем теперь воевала, — диковато сверкнул туда-сюда, отстегнул лопатку, стал копать под танком, взглядом показал Андрею, что и ему нужно копать.
Окоп отрыли на всю ширину танка. Сержант поцокал языком, сунул ствол пулемета между катков сначала с одной стороны, потом с другой. Обернулся к Андрею. Зрачки спрятались в складках кожи.
— Хорошо воевала будем, — приложил ладонь к сердцу. — Моя Артык. Твоя?
Сержант болтал без умолку, смешно коверкая русские слова. Особенно не в ладу он был с различием родов.
— Она стучи. Твоя, моя мешай, — похлопал он по горячему маслянистому днищу продолжавшего работать танка.
Андрей вылез из-под машины, постоял в нерешительности, сунул голову в люк. Пахнуло бензином, нагретой краской, кожей и чем-то еще незнакомым. На приборах подрагивали стрелки, горели медью снарядные гильзы на днище.
«Хорошо бы развернуть пушку да лупануть по ним самим, — мелькнуло в голове. — Да черт знает, как это делается». Присел на корточки, ковырнул землю на гусенице, сплюнул:
— Шут с ним. Пусть работает. Что он тебе…
— Однако мал-мала закусить нада, — блеснул Артык сахарно-белыми зубами. Достал из вещмешка консервы, хлеб, из кармана — кривой нож. — Твоя молодая. Расти нада.
Белесый от зноя воздух задрожал отчетливо, стал нарастать вибрирующий гул. Смуглые до синевы скулы Артыка побелели, застыла рука с куском мяса на ноже.
— Танка снова идет.
По высоте взметнулись разрывы, и над степью потянулось косое полотнище пыли. Из-за Дона тоже ударили пушки. Цепи карабинеров закачались, но продолжали идти вперед. В консервную банку, шипя, шлепнулся осколок. Андрей машинально выбросил его, выловил кусок мяса и полез в окоп.
Итальянцы забирали вправо. Лейтенант это хорошо видел с высоты. «Наверное, танк отбить хотят, да и вообще отрезать его от переправы. Идиоты, — обругал он сержанта Ибрагимова и сапера. — Давно бы сожгли этот танк». С тоской поглядел в сторону лиловых в голубоватой дымке садов Осетровки, откуда уже должны были подойти остальные батальоны полка. Но над цветущими подсолнухами и наполовину убранными хлебами зыбко качался желтый зной да мутные тени дыма и пыли с высотки плыли над ними. И — ни души.
— Евстифеев! Вызывай снова артиллерию! Квадраты те же! — крикнул лейтенант в окоп радисту. Подозвал командира взвода бронебойщиков. — Подпускай танки ближе, чтобы наверняка. Это не немцы.
Тусклый горячий воздух колыхнулся, дрогнул. Карабинеры смешались. Один из танков остановился, высунулся офицер, стал кричать что-то, размахивая пистолетом, и карабинеры побежали к высоте. Отсюда, издали, сверху, они казались черными, обугленными на солнце. В грохоте разрывов безмолвно и тихо падала срезанная пулями полынь. Лейтенант оглядел напряженные затылки солдат, сведенные ожиданием плечи.