Я вышел к какому-то скверу, окруженному высокими, выше деревьев, домами: они выходили сюда своими задними глухими стенами, никак не крашенными, а только имевшими на себе следы прежних, но давно разрушенных пристроек и флигелей. На этом, огороженном со стороны улицы сетчатой оградой, участке, помимо сквера и деревьев, помещалась в самом центре деревянная песочница для детей, и несколько семилетних мальчиков на маленьких двухколесных велосипедах с приглушенным свистом носились туда и сюда по влажным крупнопесчаным дорожкам вокруг решетчатых скамеек, на которых несколько скучных старух глядели на глухие стены своими безжизненными глазами и ничего не делали. По разбухшему барьеру песочницы две девочки (одна в белом пуховом берете) выкладывали мокрые бурые слепки из гофрированных жестяных формочек, и эти слепки аккуратно чередовались: один слепок с выпуклой бабочкой наверху, другой со слоником, потом опять с бабочкой и опять со слоником. Я некоторое время постоял здесь от нечего делать, потом мне почему-то стало неприятно смотреть на них и я отошел. Мне все не нравилось в этом скверике: и высокие глухие стены, и кусты, и мальчики с голыми лицами, мелькавшие на маленьких велосипедах, и слепые глаза старух — все было неприветливо и сиротливо, и настроение мое уже было вконец испортилось, когда на одной из боковых дорожек сквера я увидел девушку, которую сразу узнал. Я однажды уже видел ее, а теперь, конечно же, сразу узнал. Еще в тот раз, когда я увидел ее впервые, меня привлекло ее приятное, хотя отчасти узкое и, может быть, слишком бледное лицо, и потом я еще не раз вспоминал ее, но, в общем-то, не из-за лица, которое я, пожалуй, назвал бы не узким, а, скорее, острым, в том смысле, что в нем, в отличие от постоянно встречаемых лиц, было что-то особенное, непонятное, но такое, что очень хочется понять; и оно, то, что было в ее лице, было щемящим, может быть, болезненным, но это меня не отталкивало — мне казалось или я в тот момент подумал, что мне казалось, что именно при таком лице как раз и возможно быть откровенным, то есть с тем, у кого такое лицо, — но даже не из-за этого лица я несколько раз вспоминал ее и не так, как вспоминают обычно — не с какими-нибудь удивительными чувствами. Моими чувствами были только сожаление и благодарность, потому что я встретил ее в один из самых мрачных, можно сказать, трагических дней в моей жизни, в такой день, когда казалось, что все разрушено, непоправимо и всему наступил конец. И тогда я увидел сострадание в ее глазах. Пусть оно и не помогло мне, ее сострадание, но ведь оно было, и я не переставал вспоминать о нем. Теперь эта девушка оказалась здесь. Она, как мне показалось, грустно стояла на одной из боковых дорожек сквера — я к ней подошел.
Она подняла голову и некоторое время недоуменно, а может быть, даже высокомерно смотрела на меня. Потом она неуверенно улыбнулась, и я понял, что она меня узнала.
— Вы узнаете меня? — спросил я у девушки.
Она чуть наклонила голову.
— Ефак, — сказал я.
— Что? — осторожно переспросила девушка.
Я подумал, что так я могу, пожалуй, и напугать ее.
— Кафе, — сказал я, — я видел вас в кафе.
Она кивнула.
— Я помню, — сказала она, — я вас помню.
Некоторое время мы стояли молча, потом я спросил:
— Вы — гуляете?
— Гуляю, — ответила она, — если хотите, можете составить мне компанию.
Такого предложения я никак не ожидал. До меня даже не сразу дошло, что она сказала, а когда дошло, я сначала почти что растерялся. И уже только после всего этого я несказанно обрадовался.
— О, я с большим удовольствием! — обрадовался я. — Вы просто не представляете, как я рад, что снова вас встретил.
— Мне тоже приятно видеть вас, — сказала девушка.
Она взяла меня под руку, и мы вышли из скверика на улицу и пошли, и время от времени я оглядывался на нее и видел ее профиль, бледный и почти голубоватый, а глаза у нее были серые и удлиненные к вискам — словом, мне очень нравилось ее лицо, и красивое, и в то же время не вульгарное, как это иногда еще, к сожалению, бывает. И при этом она вела себя очень естественно и просто: вот ведь, взяла меня под руку... сейчас не каждая девушка возьмет под руку человека, с которым она почти не знакома.
— Я вас совсем не боюсь, — сказала девушка, — вы сразу вызвали у меня чувство доверия. Вы не такой, как все.
Я почувствовал еще большую благодарность, чем до этого: я и сам всегда думал, что я не такой, как все, а она сразу поняла.