— В ней есть что-то турецкое, правда? — спросил я. — Как будто это по-турецки — «Ефак»...
— Вы правы, — задумчиво сказала она. — Знаете, когда я думаю о Турции, мне всегда становится грустно: там нет любви к людям, — сказала она, — между мужчиной и женщиной там совсем другие отношения: там женщина раба мужчины.
С этим было трудно не согласиться — я согласился.
— Может быть, нам пойти за столик? — предложил я. — А то наше мороженое растает, а шампанское выдохнется.
— Да, пойдемте, — сказала она и прошла вперед меня в своем тонком коричневом свитере, обтягивающем ее изящную фигуру, и серых брюках, которые тоже сзади облегали.
Мы сели, и она, положив подбородок на подставленную руку, сказала:
— Как хорошо, что буфетчица сама открыла шампанское! С некоторых пор я не выношу резких звуков.
Она говорила усталым голосом, который очень шел к ее грустному лицу и обтянутой свитером фигуре.
Она отпила глоток шампанского и посмотрела мне в глаза каким-то долгим и далеким взглядом, как будто она пытается меня понять или сравнить с кем-то, или еще что-то такое. Как ни странно, я не смутился от этого взгляда и мне не захотелось отвести глаза в сторону или вниз, напротив, мне хотелось смотреть в ее широко расставленные глаза: мне хотелось понять ее, и не потому, чтобы я ей доверял, а потому что она уже была мне близка не только своим хорошим лицом, но и фигурой, и не в каком-нибудь чисто внешнем или другом смысле, а просто она вся вместе с фигурой вызывала у меня симпатию.
— Почему вы не носите галстук? — спросила она. — Вам бы очень пошел галстук и белая рубашка. Черный костюм вам был бы также очень к лицу: у вас в лице есть что-то джентльменское. Жалко, что теперь не носят фрак: вам хорошо было бы носить фрак и цилиндр. Увы, теперь не те времена, — со вздохом сказала она.
— Да, не те, — со вздохом подтвердил я, — совсем не те времена. Жалко!
— Вы читали «Графа Монте-Кристо»? — спросила она.
— Да, конечно, читал! — обрадовался я. — Я очень люблю эту книгу. Вот только ее нигде не достать, а то я бы с удовольствием прочел ее снова.
— Я могу дать вам ее, — сказала она, — почитать. В моей библиотеке есть эта книга.
— О, я был бы вам очень благодарен! — воскликнул я. А заодно я подумал, что тогда у меня был бы отличный повод для продолжения знакомства.
— Граф Монте-Кристо, — мечтательно сказала девушка, — всегда ходил в черном фраке. И в цилиндре. А кроме того, у него было матово-бледное лицо. У вас тоже бледное лицо, — сказала девушка. — В бледном лице есть что-то аристократическое, не правда ли?
От шампанского у меня уже немного шумело в голове. Появились всякие мысли, и я подумал, что, может быть, пригласить ее в гости? Взять с собой шампанского и пригласить. Мне очень не хотелось расставаться с ней.
«Да, — думал я, — показать ей свою комнату и вообще, как я живу. У меня можно как следует посидеть и выпить шампанского. А может быть, я ей тоже симпатичен... Да, наверное, симпатичен; вот она даже нашла во мне что-то аристократическое. Да, наверное, я ей симпатичен... А раз такое случилось, то... Мало ли что? А что такого? Если нравлюсь... Хоть она и очень порядочная девушка — по всему видно, — но тем не менее. В конце концов — двадцатый век. И ведь я же не просто так — она мне тоже нравится. Мы оба не такие, как все: мы уже чем-то близки. Может быть, мы даже будем друг друга любить. Я буду дарить ей хризантемы, ну, и еще у нас может быть много общего, например, «Граф Монте-Кристо»: я мог бы читать ей его вслух (я очень хорошо читаю вслух) — вообще общие интересы, они всегда сближают людей».
— Отчего вы молчите? — вдруг спросила она. — Вы, наверное, очень одиноки?
— Я? Да, я очень одинок, — встрепенулся я. — А вы? Вы очень одиноки?
— Да, — сказала она, — я очень одинока.
— Вы живете одна? — спросил я и тут же испугался: я подумал, что она может неверно истолковать мой вопрос.
— Нет, не совсем... — она несколько замялась. — Хотя, по существу, одна. Вообще у меня есть папа и мама, и еще сестра, но это ничего не значит, — сказала она, — я все равно безумно одинока. Они меня не понимают. Никто меня не понимает.
— Это ужасно, когда тебя никто не понимает, — сказал я. — Меня тоже никто не понимает.
— Давайте выпьем, — сказала она. — Выпьем за одиноких!
Наши бокалы были пусты, и я разлил оставшееся шампанское.
— За одиноких! — сказала девушка и подняла свой бокал.
Мне очень понравился этот тост.
Девушка выпила шампанское и поставила бокал на стол.
— Как печально одиночество! — сказала она.