Чебыкин только что встал и весь находился под впечатлением волшебного, очаровательного сна, приснившегося ему под утро.
Видит он, что на нем студенческая серая тужурка и что вместе со своим благодетелем Ипполитом Максимовичем, подготовившим его в университет, он сидит в буфете на царскосельском вокзале и пьет пиво. Студент любовно хлопает его по коленке и все время приговаривает: "Да, коллега, так-то, коллега!" -- и затем еще что-то на латинском языке, страшно ученое, но для Чебыкина совершенно понятное. Потом куда-то исчезает вокзал, и Чебыкин со студентом ходят по бесконечной аллее, причем Ипполит Максимович идет впереди под ручку с Леокадией, а Чебыкин -- позади с Сашенькой. И Сашенька ему будто бы говорит: "Какая на вас славная тужурка, а ведь теперь я за вас выйду замуж. Леокадия за Ипполита Максимовича, а я за вас". И они все ходят по аллее, и у Чебыкина сладко замирает сердце, а ручка Сашеньки, теплая и нежная, дрожит на его руке.
Проснувшись, Чебыкин чуть не заплакал от горя, что он проснулся, и в то же время ему сделалось стыдно, что он осмелился увидеть такой самонадеянный и дерзкий сон. И теперь, стоя перед студентом, он скромно и как-то виновато моргал глазами и говорил:
-- "Историю культуры" Липперта я, Ипполит Максимович, прочитал, штрафованных два рассказа тоже прочитал, но, вследствие явившегося сегодня препятствия, изложу их содержание завтра.
-- Ну вас с рассказами, -- махнул рукой студент, -- вот вы все равно опять канцелярщину загнули. "Вследствие явившегося сегодня..." Отвечайте лучше: поедете с нами вместе в Павловск?
-- Не представляется возможным, Ипполит Максимович, -- тихо и по-прежнему виновато произнес Чебыкин.
-- Вздор, -- сказал студент, -- почему?
-- Извините, но так как до сего времени ни разу... И притом необходим соответствующий костюм.
-- И это вздор, -- сказал студент, -- я сам нарочно так и останусь в рубахе. А главное, я беру вас под свое покровительство. Вот, например, на обед я вас сегодня не приглашаю, ибо никаких обедов не устраиваю... Ну, а в Павловск особых приглашений не нужно. Пускают без билетов. Во всяком случае, знайте, что если вы не поедете, то этим обидите меня.
-- Поеду, -- решительно произнес Чебыкин, -- как это можно. Ввиду вышеизложенного... Обязательно поеду.
И у него был такой вид, как будто ради студента он решался на необыкновенно героический поступок.
XV
Когда прошел часовой поезд, мелькнув вдали игрушечной лентой вагонов, а затем, минут через пять, у калитки сада показались покатые круглые плечи и блеснул на солнце цилиндр, Леокадия, студент и Чебыкин сидели втроем на скамейке, адмирал, вытащив с террасы качалку, читал газеты, а Сашенька одна задумчиво прогуливалась по дорожке.
И по тому, что Сашенька ходила одна, по той манере, с какой она, выделывая маленькие грациозные шаги, поднималась и опускалась на цыпочках и при этом с едва заметной улыбкой смотрела вниз на кончики своих туфель, было видно, что она ждет больше всех. На белом, точно эмалевом лице, без малейшего румянца, горели яркие, определенные, слишком законченные губы, волосы с начесами на ушах казались слишком плотной и черной массой, и голова Сашеньки походила на голову фарфоровой японской куколки. Над ушами были приколоты желтые хризантемы, по поводу которых Сашенька еще утром выдержала горячую битву с адмиралом. И только студент, принявший ее сторону и доказавший адмиралу, как дважды два -- четыре, что с врагом нужно сражаться посредством пушек, боевых талантов и народного образования, а не дамских причесок, отвоевал ей хризантемы.
Фон Бринкман, стоя в калитке с приподнятым цилиндром в руке, изобразил на лице растерянность, недоумение, как будто хотел показать, что он заблудился между скамейкой, где сидела Леокадия, качалкой адмирала и расхаживающей по дорожке Сашенькой. Но так как Сашенька была ближе всех, он подошел к ней, делая вид, что в то же время отступает, как бы ослепленный. Взяв протянутые пальчики и задержав их в своей руке, он закричал издали адмиралу: