Он открыл калитку и скрылся за ней.
— Я всего пачку в день выкуриваю, — сказала помощница и выбросила окурок в канаву. — Николай Иванович, у вас сколько получается?
— Две, — сказал оператор. — Интересно, у них все здесь такие или только эта?
— Так ведь Переделкино! — повела рукой вокруг себя помощница. — Одни Фадеевы с Симоновыми живут.
— Фадеев застрелился, — вздохнул оператор. — Но эта чья?
Режиссер тем временем снова постучался в кабинет классика.
— Что такое? — встревоженно поднял тот голову.
Режиссер рассказал об инциденте.
— С виду очень хорошая девочка, — закончил он. — Пионерка.
— В галстуке? — уточнил Чуковский.
— Конечно! — удивился режиссер. — И босоножки под цвет галстука.
— Это внучка Катаева, — опустил глаза классик. — У нас тут, знаете, всякие живут.
Режиссер кивнул, вышел из кабинета и аккуратно закрыл за собой дверь. Кажется, он уже не завидовал переделкинским небожителям. А на улице и вовсе развеселился и предложил помощнице сигарету из портсигара.
— Очень хорошая девочка! — сказал он. — Внучка!
— Я тоже внучка, — улыбнулась помощница и взяла вместо одной сигареты две. — Моя бабушка секретарем у Каменева была.
— Ну да? — удивился режиссер. — И сколько прожила?
— Не очень много, — вздохнула помощница. — Переделкинские дольше живут.
— Элита, — согласился режиссер.
Съемочная группа погрузилась в машину и укатила к себе на киностудию...
...Много лет спустя я оказался на литературных чтениях в Польше. Среди многих участников чтений мое внимание привлекла симпатичная особа с короткой стрижкой. Она прочитала доклад о том, что писатели должны сами пропагандировать свое творчество, по-нынешнему говоря — пиариться.
— Самое главное — ни в коем случае не скромничать и не прятаться от насущных проблем современности, — завершила она свое эмоциональное выступление. — Мой дед, например, никогда не пасовал перед трудностями.
— Кто такая? — спросил я критика, дремавшего рядом со мной.
— Внучка Катаева, — сказал он. — Я у нее на радио записывался.
— О Чуковском не говорили? — на всякий случай поинтересовался я.
— Нет, она больше Хармса цитировала.
Что ж, Хармс вполне соответствовал парадоксальности современной жизни. За что, видимо, и был расстрелян большевиками.
Но то уже другая история, не переделкинская.
Увидеть Париж — и умереть
Меня приняли в Союз писателей, и я стал захаживать в новый Дом литераторов в Минске. Мне нравились просторные холлы, секретарские кабинеты, но особенно буфет, в котором коньяк, водка и бутерброды продавались без ресторанной наценки.
В баре я чаще всего выпивал с сотрудником Литфонда Столяровым. Он не был писателем, но хорошо разбирался в литературе.
— Знаешь, какой самый большой недостаток у современных писателей? — однажды спросил он, опрокинув рюмку.
— Нет, — пожал я плечами.
— Пьют, но не закусывают.
Мы с ним закусывали.
— А я на историческую родину собрался, — вздохнул Столяров.
— Куда? — удивился я.
— В Израиль.
— Ты же Столяров, — еще больше удивился я.
— Столяровым я стал недавно, всего лишь сто лет назад. Деда в первую мировую призвали в царскую армию. Он был выкрест. «Фамилия?» — спрашивает писарь. «Хаим Лейба Модаль», — отвечает дед. «Чем занимаешься?» — чешет за ухом писарь. «Столярничаю». «Столяров», — записывает писарь. Тогда с этим было просто.
— И сейчас ничего сложного, — согласился я. — Сегодня Гоберман, завтра Алексин.
— Не путай божий дар с яичницей! — строго погрозил мне пальцем Столяров. — А лучше закусывай.
Однажды я заглянул в приемную первого секретаря правления. Секретарши на месте не было.
— Заходи! — появился в дверях хозяин кабинета. — Мне ты как раз и нужен.
Я удивился, но вошел в кабинет. Там был посетитель.
— Вот, знакомься, — представил ему меня первый секретарь. — Новый член нашего союза. Извини, мне с ним надо поговорить.
Посетитель мельком взглянул на меня, но с места не сдвинулся. Воцарилась тишина.
— Так что, Иван? — наконец заговорил посетитель. — Дашь квартиру или не дашь?
— Антон! — плачущим голосом сказал хозяин. — Я же тебе в прошлом году четырехкомнатную давал!
— Тогда мы с дочкой съезжались. А теперь я развожусь. Пусть подавится. Я согласен на двухкомнатную.
— А что письменники скажут? У них тоже дочки. И разводятся через одного. У него вон вообще квартиры нет. — секретарь кивнул на меня. — Не могу же я давать всем сразу. Подожди немного.