Горбунов выключил свет, собираясь домой, и некоторое время стоял в темной комнате наедине со своими мыслями. Ему казалось, что он поступил совсем не так, как следовало бы поступить замполиту. Не лучше ли было приказать летчику идти домой? Но разве он имеет на это право? Ведь Телюков не мальчишка. И нетактично при девушке читать офицеру мораль. А с другой стороны, эти ночные прогулки ни к чему хорошему не приведут. Кроме того, есть еще одно немаловажное обстоятельство: Телюков летает на новейшей машине. Правда, он не из тех, которые распускают язык, но все же...
-- Одним словом, придется поговорить с ним на заседании комсомольского комитета, -- сказал вслух замполит.
Так возникло персональное дело комсомольца Телюкова.
Заседание комитета комсомола происходило на аэродроме под навесом, служившим летчикам дежурных экипажей укрытием от дождя. Члены комитета сидели молчаливые, надутые как сычи. Похоже было на то, что все они только что перессорились, и теперь им стыдно смотреть друг другу в глаза.
Им и вправду было как-то не по себе. Телюков, преотличнейший летчик, и вдруг решился на такой неблаговидный поступок -- увез певицу. И не просто увез -- а вроде бы "уволок", что ли?
Едва ли не больше всех присутствующих переживал Байрачный. Для него Телюков был не просто комсомолец, а учитель, наставник, командир. Ведь это он, Телюков, сделал из него настоящего летчика, поднял до уровня второго класса, а теперь собирается обучать полетам на новом самолете.
А разве не Телюков спас однажды жизнь Байрачному? Он никогда не забудет этого! А было это так. Возвращаясь ночью из маршрутного полета, Байрачный не заметил, когда прошел приводную радиостанцию и потерял аэродром. Ночь стояла темная, в районе полетов лежала густая мгла. Растерявшись, молодой летчик не знал, что предпринять, как сесть. Не мешкая ни секунды, в воздух поднялся Телюков, отыскал в небе "слабака" и по аэронавигационным огням своего самолета завел товарища на посадку.
И вот теперь он, Байрачный, должен требовать от членов комитета какого-то наказания для Телюкова, стоять и докладывать о его аморальном поступке.
Замполит задерживался, и Байрачный, пользуясь случаем, старался скорее закончить дело, избавить Телюкова от разноса и строгого наказания.
-- Итак, товарищи, все ясно, -- заключает он, галопом перескакивая от информации по сути дела к обсуждению. -- Комсомолец Телюков... как бы это сказать?.. Ну, допустим, споткнулся. Так зачем же нам топить его? Нет, товарищи! Мы должны протянуть руку помощи. Я уверен, что он отлично осознал свою ошибку, и предлагаю ограничиться вызовом его на заседание комитета.
-- Только и всего? -- спросил неожиданно подошедший замполит.
Байрачный невольно втянул голову в плечи, шмыгнул носом, повел хитроватыми глазами в надежде найти среди членов комитета поддержку.
-- Я... я... -- начал он, запинаясь. -- Конечно, я, товарищи, высказал десь свою точку зрения. Будут, безусловно, и другие предложения. Мы, разумеется, должны поставить вопрос ребром, ведь речь идет о моральных принципах...
-- Вот, вот, -- заметил замполит, -- в том-то и дело.
-- Выходит, значит, что я правильно говорю, -- старался выкрутиться Григорий. -- Мы должны, я полагаю, выслушать еще самого Телюкова. Пусть объяснит, как все произошло. И дело здесь вовсе не в том, какое решение мы примем. Часто бывает достаточно того... Ну, словом, достаточно поговорить с товарищем по душам...
-- И погладить его по головке, -- едко вставил замполит.
-- Нет, зачем же по головке? Я ставлю вопрос принципиально: споткнулся -- отвечай. Ведь правильно? -- Он вынул из кармана платок и вытер взмокшее лицо. -- Но, чтобы так ставить вопрос, нужно вспомнить, кто этот товарищ, что он собой представляет, как...
-- Хватит, Байрачный! -- наконец оборвал замполит. -- Предлагаю заслушать Телюкова. Пожалуйста, капитан, расскажите, что и как это у вас получилось прошлой ночью, где вы были, что делали, кого оскорбили -- все подробно. Как сами оцениваете свое, на мой взгляд, недостойное поведение, что слышно о Нине?
Телюков поднялся, резко застегнул замок "молнии" на комбинезоне, вытянулся и, прежде чем начать, обвел взглядом небо, словно любуясь его безграничной голубой далью. А на самом деле ему просто стыдно было глядеть на своих товарищей. Они ведь не маленькие -- все понимают. Досаднее всего, что это, аллах побери, не первое его, если так можно выразиться, любовное приключение. Пуще всего он чувствовал угрызение совести перед Ниной, его любимой Ниной, хотя ее здесь нет, и, вероятно, он никогда больше не увидит ее. Ему противна была эта "частная собственность на четырех колесах" -"Волга". "Не будь ее, -- думал он совсем по-детски, -- никакого скандала, пожалуй, и не возникло бы".
В то же время он находил для себя и оправдание -- какое им, в конце концов, дело до его личной жизни? И разве он такой уж морально падший человек? Просто ему не везет! Но не всегда же так будет! Разве он, Телюков, не хотел бы быть хорошим семьянином, как другие? И был бы, если б Нина вдруг не уехала неизвестно куда.
Заметив, что все ждут, что он скажет, Телюков, как перед прыжком в воду, набрал в легкие воздуха, вздохнул и начал, обращаясь к замполиту:
-- Я уже докладывал секретарю и членам комитета, но, если вы требуете, могу еще раз доложить, -- он снова поднял глаза вверх. -- Певица оскорбила меня. Рассердившись, я решил отплатить ей. Проучить, одним словом. Завез ее в тайгу... Она давай плакать. Я прочел ей нотацию и уже собирался повернуть назад, как вдруг она сама попросила, чтобы я повез ее к озеру... Женская логика... Ну, мы и поехали.
Телюков помолчал и еще раз вздохнул:
-- Что касается Нины, о ней нет пока никаких сведений.
-- Вы, капитан, употребили здесь слово "отплатить". Как это понимать? -- спросил замполит.
-- Ну, просто... Хотел высадить ее из машины в тайге и уехать.
-- И что же вам помешало это сделать?
-- Ее слезы... А потом, потом я увидел, что она, эта самая Вероника, не такая уж распущенная, какой показалась мне вначале. Просто легкомысленная бабенка, избалованная к тому же, да и не знала, с кем шутит.
-- Так, так, ну, того артиста вы все-таки обвели вокруг пальца? Обманули?
-- Просто не взял его в машину.
-- Теперь ясно, -- сухо сказал замполит. -- Артистка вас обидела, и вы увезли ее силой, чтобы оставить в тайге одну. Я утверждаю, что это поступок аморальный, хулиганский, недостойный высокого звания ни комсомольца, ни офицера... И как только это могло прийти вам в голову -- бросить девушку в глухой тайге? Да еще ночью. Что это такое, я вас спрашиваю, капитан Телюков?
-- Но ведь я не бросил.
-- Вы довели девушку до слез, разве этого мало? А что другие из бригады артистов подумают о нашем полку? Скажите, вы долго будете выделывать такие фокусы?
Телюков опустил глаза.
Замполит повернулся к Байрачному:
-- Давайте послушаем, что скажут члены комитета.
Байрачный поднялся с места:
-- Кто хочет слова?
Все молчали.
-- Кто хочет слова: -- повторил Байрачный. -- Ты, Петр? -- Он многозначительно посмотрел на лейтенанта Скибу.
Лейтенант тряхнул своими красивыми черными волосами, расправил богатырские плечи:
-- Что я могу сказать? -- Скиба с трудом выдавливал из себя слова. -Майор Горбунов говорил правильно. Но ведь и та девица хороша! Хоть она и певица, но подметки не стоит...
-- Что? Что? -- возмутился замполит. -- Прежде всего мы обсуждаем здесь поведение не певицы, а нашего товарища, комсомольца. Это вам ясно?
Скиба смутился, лицо его бурачно побагровело.
-- Вы давайте свою принципиальную оценку поведения товарища, -требовал замполит, -- а не читайте мораль певице, которой здесь нет т быть не может.