Я приказал верховым ехать на участки снимать оцепление, а сам с ординарцем поскакал на заставу. Чувство досады не оставляло меня. Болото прямо из-под носа утащило разведчика. Правда, оставался капитан, спутник безрукого… Я не люблю, когда природа вмешивается не в свое дело. На моем участке не было случая, чтобы пробравшийся через границу шпион, чужак, уходил. Выехав из леса, я увидел бойцов. Обливаясь потом, они несли сделанные из сучьев носилки, на которых лежал спутник безрукого.
— В чем дело, ребята?
Бойцы опустили на землю носилки.
— Бежать, товарищ начальник, вздумал. Ну, его и пришлось немного осадить. Штыком.
Мрачно косясь на бойцов, капитан поднялся и, силясь улыбнуться, спросил:
— Нашли ротмистра, господин лейтенант?
Признаться, вопрос удивил меня. Обычно разведчики отрицают связь друг с другом, а тут вдруг — на тебе… Но не хотелось мне вступать в разговор с любознательным офицером. Ответил:
— Это к делу не относится.
— Значит, нашли?
— Обнаружили, — сухо ответил я, не зная, чего от меня хочет разведчик, болтливость которого уже начинала надоедать.
— И живым?
— А какое это имеет отношение к делу?
— Я слышал, что вам, господин лейтенант, пришлось немного пострелять. А где стреляют, там могут быть и жертвы…
Он попросил папироску, затянулся и, пуская колечками дым, осторожно опустился на носилки.
Я осмотрел раненую ногу офицера: прокол штыком, но ничего опасного для жизни. Все же я приказал бойцам не трясти больного. Мы не прошли и десятка шагов, как назойливый капитан снова дал о себе знать.
— Это хорошо, господин лейтенант, что вы кокнули гусара. Сволочь. Это все из-за него. Я говорил, что сегодня нельзя переходить. А то, знаете ли, было бы обидно: меня поймали, а его нет…
— Товарищ лейтенант, к телефону, — подбежав к нам и беря под козырек, проговорил коренастый боец с хитрыми, насмешливыми глазами и орденом на груди.
— Сейчас иду, товарищ Клокачев!
Я изумленно уставился на бойца. Когда он ушел, я спросил:
— Это тот самый Клокачев и есть?
— Да. А что?
— Так, — уклончиво ответил я, провожая глазами бойца, о беззаветной храбрости которого только что поведал мне лейтенант.
Снова веселый домашний кабинет начальника заставы, снова со всех сторон на нас глядели бойкие, вертлявые стрижи, лесные гадалки-кукушки, ласковые малиновки, лупоглазые, солидные, как купчихи, совы, дюжие тетерева, усадебные весельчаки — скворцы и лесные тряпичницы, большие охотницы до всего, что плохо лежит, вертлявые, но в общем приятные на вид, сороки и лесные курочки-куропатки, глядя на которых все время кажется, что, прежде чем попасть на сучок к начальнику заставы, они вывалялись в пепле, и тебе так и хочется сдунуть пепел. Птицы сидели на сучках в таких позах, что, глядя на них, казалось — вот-вот они сорвутся с деревянных подставок, взмахнут крыльями и, весело тараторя, огласят просторный кабинет радостным щебетанием и пением.
Ротко положил на рычаг телефонную трубку, откинулся на спинку кресла и, поглядев на черную руку, замолчал. Молчал и я.
— Но потом я все же не выдержал.
— Чем же окончились поиски в болоте? Нашли безрукого?
— Представьте, да. Он зацепился за какую-то корягу, застрял, багром его и поддели за сумку, да так и вытащили с набитым илом ртом. Но любопытнее всего, что пальцы его так крепко сжали наган, словно он и в этой зеленой мгле собирался с нами еще повоевать.
— Видимо, безрукий был человек с характером.
— Пожалуй… Кажется, никого мы так старательно не осматривали, как безрукого гусара. Но в карманах охотничьей зеленой тужурки мы нашли только серебряный портсигар с отпечатком отодранного золотого орла. Действительно, все концы были безруким спрятаны в воду.
— А капитан?
— Ну, с этим было проще. Сначала он, как это водится в таких случаях, крутил, вертел., но неопровержимые улики все же заставили его дать настоящие показания. Он помог нам вытащить концы из воды. Друзья были агентами двух разведок, но шли они на одно действительно страшное дело. — Ротко провел ладонью по широкому лбу.
— Не знаю почему, но при взгляде на эту черно- бурую кожу я вижу те ненавистные руки, которые тянутся к нам. Да что тут говорить. Прочтите.
Он протянул мне газетную вырезку. Это были строки из монархической газеты одной из зарубежных стран.
Черный заголовок «Памяти убиенных».
«На панихиде по убиенным капитане лейб-гвардии его величества полка Курмакове и ротмистре Витковском прочувствованное слово к русской пастве произнес протоиерей Даманский.