А начальник заставы все крутил и крутил телефонную ручку. Когда шум немного стихал, до меня донеслись отдельные слова. Начальник звонил в комендатуру участка, в отряд, просил выслать какие-то заслоны. Шум увеличивался, и снова разговор начальника тонул в топоте ног бойцов. От кого товарищ Холмский думал заслоняться — я так и не знал. А он все звонил и звонил. И я не выдержал. Нахлобучив чью-то шапку, я подцепил рукавицы и вывалился из комнатки.
Бойцы куда-то уходили, и мне было стыдно сидеть сложа руки на заставе. Я уже не молод, но все же в моих руках есть еще достаточно крепости, чтобы держать ружьишко, да и ноги привыкли к ходьбе.
Около занесенного снегом ладного домика начальника заставы стояли, выстроившись в два ряда, с винтовками за плечами, бойцы. Снег уже успел изрядно побелить каждого из них, отчего пограничники в своих высоких шлемах походили на сказочных богатырей.
Отошел я в сторону, гляжу — около сараев лошади оседланы. Жмутся они, запорошенными мордами нетерпеливо поводят, видать — поскорей и они на дело хотят. Начальник заставы, помахивая плеткой, не спеша прохаживался по крыльцу. Он был одет в добротный черный полушубок, валеные сапоги.
Подвели коня. Когда его выводили из конюшни, он как будто бы был вороной, а перед начальником предстал уже серым. Товарищ Холмский легко вскочил в седло, еще раз оглядел бойцов, махнул рукой, и стоявшие неподвижно пограничники вдруг зашевелились и начали один за другим исчезать в бунтующей темени ночи. Не прошло и двух, а может, трех минут, как от отряда остались на площади одни лишь лыжные следы, которые снег сейчас же и замел. Переливаясь холодными светлячками, искрилась одинокая и пустынная, подернутая кустарником поляна.
Потянуло и меня в лес. Сойду, думаю, с крыльца, нацеплю лыжи и пристроюсь к молодцам. Если не как боец, то хоть как проводник. Только сошел я с крыльца и спустил лыжи, а старшина тут как тут.
— Ты куда, Степан Тимофеевич?
— Домой, к старухе.
— Завтра вы увидите ее, Степан Тимофеевич. За одну ночь с ней ничего не случится. А сейчас в столовую идите, чайку попейте, закусите и — спать. А домой мы вас утром отвезем.
Я стал было говорить, что старуха моя одна осталась, она женщина хворая, пугливая, всякого ночного шороха, скрипа боится, торкнется заяц в плетень, а ей кажется, что это волк в дом ломится. Без меня она и спать не будет…
— Уж вы отпустите, товарищ старшина…
— Не могу вас отпустить, Степан Тимофеевич. Приказ начальника. Заблудиться можете, замерзнуть.
Так и пришлось моей Марковне одной коротать ночь, за которую она меня и по сей день пилит.
После ужина лег я в кровать, а сон, что пугливый заяц к охотнику, даже и близко не подходит ко мне. Взбудоражил в такой холод заставу, людей поднял, а вдруг все это зря? И бойцов жалко, и старухи жалко, и не уйти от этих дум. Они точно навязчивая болотная мошкара: облепили и ну зудить. Хорошо, что зудили они только голову, а если бока, то и лежать нельзя было бы.
Разбудил поутру меня лай собак и стук винтовок. «Никак, пограничники вернулись?» Подскочил к окну и вижу сани-розвальни, и торчат запорошенные снегом четыре обутых в сапоги ноги. Трое бойцов расседлывали упаренных лошадей, обледенелые лыжи в два ряда стояли в пирамиде. Отряд вернулся с облавы. Что за люди лежали, точно мороженые судаки, в санях?
— Дедушка, к начальнику! Начальник вас к себе зовет, — подойдя к двери, сказал дежурный, коренастый, с круглым румяным лицом боец. Одернув рубаху, я двинулся из комнаты.
— Обуться бы надо, дедушка, — улыбнувшись, крикнул дежурный.
Взглянул я на свои ноги и готов был сквозь землю провалиться. Хорош бы я был, если бы в таком босом, затрапезном виде предстал перед людьми. А еще бывший солдат!
В коридоре и у дверей кабинета начальника заставы толпились часовые с винтовками. Увидели меня, кивнули мне и этак почтительно расступились. Старшина заставы дежурил в дверях с добрым наганом в руке, Начальник, распахнув мокрый полушубок, стоял у окна и тоже с какой-то замысловатой карманной пушкой.
В углу около печки, сбившись в кучу, стояли мои вчерашние гости, но уже не семь, а пять исподлобья глядевших людей. По бокам их стояло человек шесть бойцов с винтовками. Каких злых дел натворили бы перебежчики, если бы незамеченными по нашей глухой лесной местности проскочили бы в тыл!
Набрался я храбрости и в упор взглянул на разведчиков. Взглянул, чтобы показать им, что хоть и много мне годов, хоть и грамоте я не очень сильно обучен, но свое дело знаю. Они сразу же опустили головы. Лишь старшой этак нахально и зло обжег меня взглядом.