Особенно часто Глушкова навещали пограничники своей заставы — старший лейтенант Кайгородов, рядовые Половинкин, Козлов, Лисицкий и многие, многие другие. Стараясь не шуметь, неуклюжие в белых халатах поверх гимнастерки, они входили в палату, садились у постели капитана и подолгу рассказывали об очередных стрельбах, об успехах в боевой подготовке, о том, как идет строительство подпорной стены из дикого камня. Они видели, с каким вниманием слушал их капитан. Щеки его розовели, жажда жизни побеждала недуг. Видели они и другое — как устала Мария Михайловна. Она едва держалась на ногах. Не сговариваясь, воины устанавливали круглосуточное дежурство у постели своего начальника. Теперь жена Глушкова впервые за много дней могла на несколько часов ездить домой. Ей надо было заняться сынишкой. Оставшись без отца и матери на попечении солдат, Витька, разумеется, хоть и был сыт, но слишком уж часто бегал на море и купался до синевы на лице. Мария Михайловна ехала домой с сознанием, что возле мужа — верные люди.
Через месяц Глушкову сняли с подвески ноги. Лежать стало удобнее. Но физическая боль сменилась болью душевной. Мысль, что придется остаться калекой, мучила его беспрестанно. Много раз он пытался пошевелить ногами, но они не слушались, были словно чужие. Михаил Лаврентьевич впал в отчаяние, закрывал лицо руками и так лежал наедине со своими невеселыми думами. Отдохнув, снова начинал шевелить ногами и однажды убедился, что они все-таки его собственные. В этот день как-то по-особенному светило солнце и пахли цветы на тумбочке. Нет, он не останется калекой, он победит болезнь, как побеждал врагов за свою недолгую, но полную борьбы жизнь.
…Призванный в войска за год до Великой Отечественной войны, Михаил Глушков девятнадцатилетним юношей начал свой боевой путь. Он служил на одной из пограничных застав Заполярья, когда на родную землю хлынули немецко-фашистские орды. В первом же бою погиб начальник заставы Макаров. Старшина Глушков заменил его и с малочисленным гарнизоном продолжал отбивать атаки врага.
Запомнился Глушкову бой за деревушку Кестеньга. Противник старался овладеть деревней, а главное — дорогой между озерами. Дорога имела важнейшее значение: только по ней могла идти техника, ступать на хрупкий озерный лед фашисты не решались. Три десятка воинов полмесяца сражались с вражеским батальоном. Они удержали рубеж и дождались подкрепления. Подошедшие части Советской Армии разбили фашистов наголову.
В беспрерывных боях с врагом повышал свое командирское мастерство Михаил Глушков. В одном из боев был ранен, но после госпиталя снова вернулся в строй. В 1944 году его направили в Московское пограничное училище, а через два года — начальником заставы на один из участков границы.
И вот теперь прикованный к постели, он сильнее и сильнее верил, что снова вернется в строй. Верил, как тогда в госпитале, где лежал с осколочным ранением. И, несомненно, ему труднее было бы верить в исцеление, когда бы не стояли перед его глазами образы Николая Островского и Алексея Мересьева. Жизненный подвиг этих людей воодушевлял его, укреплял решимость бороться. За стенами больницы ждали боевые друзья, родная застава, семья.
Хирург не разрешил Глушкову ни двигаться, ни тем более вставать с постели. Но он все-таки встал. Ночью, когда в палате находился только старшина Сафонов, Михаил Лаврентьевич сказал:
— Коля, помоги-ка мне. Надо попробовать… — он заметил предостерегающий жест старшины и сам начал спускать ноги с кровати. — Подойди поближе, дай обопрусь…
Опираясь на плечо Сафонова, он медленно распрямился. Голова кружилась, ноги подкашивались, сильно болела поясница, но он стоял. Стоял с такой же радостью, с какой спасенный из воды человек вдыхает всеми легкими воздух.
Так стало повторяться всякий день. Глушков вставал с постели и, опираясь на чье-нибудь плечо, делал два-три шага. Он опережал время. Когда ничего не подозревающий врач разрешил ему однажды спустить ноги с кровати, Глушков не только поднялся, но даже медленно прошелся по палате. Добрый доктор Болехов — стоило только поглядеть в его растерянные, полные недоумения глаза!
Выздоравливать нелегко. Можно днями, неделями, месяцами лежать на кровати, глядеть в потолок, ожидая исцеления. Но такое ожидание не в характере капитана. Он с радостью выполнял лечебно-физкультурные процедуры, требовал, чтобы они с каждым днем становились сложнее. Превозмогая боль и усталость, Глушков продвигался к своей победе.
После больницы Михаила Лаврентьевича направили в санаторий. Оттуда он вернулся в свою квартиру при заставе, но к работе приступить ему не разрешили. Его ожидало последнее испытание, которого он больше всего боялся, — военно-медицинская комиссия. От нее зависело, остаться ли Глушкову на пограничной заставе или… От этого «или» капитану становилось горько и тяжело. Разве мог он оставить боевых друзей, заставу, границу?