Железная Рука ожидал такого же нападения, но он не принял в расчет хитрость Черного Змея, и это едва не стоило ему жизни. Хотя Черный Змей тоже замахнулся копьем, которое траппер отбил ружейным дулом, но это была только хитрость. В другой руке мескалеро держал ружье и, проезжая мимо траппера, бросил копье, откинулся на седле и выстрелил в своего противника почти в упор, так что опалил ему волосы.
Вероятно, только это обстоятельство и спасло жизнь трапперу. Пуля, направленная слишком высоко, сбила с него шляпу, оцарапала его голову и на несколько мгновений оглушила его, так что он зашатался как пьяный. Пока он успел оправиться и прицелиться в хитрого апача, последний уже был вне выстрела и мчался к выходу из долины, вовсе не желая вторично схватываться с опасным противником, так как знал, что ему не удастся еще раз обмануть его.
Совершенно другой исход имел поединок графа.
Летящая Стрела, уже находясь близко от графа, узнал страшного предводителя белых и с криком ужаса натянул поводья своего коня, который поднялся на дыбы перед самым графом. Последний, не долго думая, бросил свое ружье, схватил коня за ноги, и опрокинул его на землю вместе со всадником.
Ужасный крик был ответом на этот смелый поступок. В течение нескольких мгновений лошадь барахталась на земле, затем вскочила на ноги и умчалась, волоча за собой копье. Но всадник лежал неподвижно, и когда граф подбежал к нему с охотничьим ножом, то увидел, что Летящая Стрела был мертвый, — он разбил себе череп при падении.
Все это происходило почти одновременно. Когда граф, освободившись от своего противника, повернулся к своим товарищам, он увидел траппера, который смотрел на происходящий перед ним поединок.
Мы оставили команча в ту минуту, когда он выстрелил столь же неудачно, как и вождь липанов, и этот последний вторично бросился на своего противника. Квахади ожидал нападения с томагавком в руке, но изменил свой план, так как в эту минуту лошадь Летящей Стрелы неслась мимо. Команч заткнул томагавк за пояс, схватился за ремень, на котором висело копье, вскочил в седло и, схватив копье, помчался навстречу своему противнику.
Теперь началось состязание в верховой езде, и граф должен был сознаться, что ему никогда не приходилось видеть такой ловкости и смелости. Но вскоре стало очевидно, что лошадь Серого Медведя была сильнее лошади его противника, который все более и более был тесним к реке. Наконец Серый Медведь решился сразу окончить поединок одним ударом и во весь опор помчался на команча. Боязливое восклицание вырвалось из уст траппера; но его испуг оказался преждевременным. Команч внезапно остановил лошадь, откинулся на бок и нанес своему противнику такой удар копьем, что острие, воткнувшись в бок липана, вышло под правым плечом, а рукоятка, переломившись от сильного напора, выбила из седла самого команча. Кровь хлынула рекою из раны Серого Медведя, но с силою, напоминавшей упорство и силу зверя, имя которого он носил, он выхватил из-за пояса томагавк и хотел бросить им в своего врага. Но тут его мощное тело зашаталось, и он упал с лошади в ту самую минуту, когда у входа в долину раздался пронзительный рев.
В ту же минуту послышался голос траппера: «В развалины! К развалинам!» — И все трое, не теряя ни минуты, поспешили к храму, которого достигли, прежде чем передние воины отряда, состоявшего из тридцати человек, успели отрезать им путь. Тотчас затем апачи увидели трупы двух вождей, и ужасные крики, огласившие воздух, показывали, какое бешенство и горе возбудила в них гибель двух храбрейших воинов.
Черный Змей тотчас велел напасть на развалины, с предусмотрительностью опытного воина не желая дать остыть бешенству своего отряда. Все слезли с лошадей, спутали их и затем разделились на две части: одни должны были под прикрытием травы и камней ползти к храму, а другие открыли огонь по какой-то человеческой фигуре, неосторожно появившейся у входа в храм.
Наконец пули свалили на землю этого неосторожного человека, и в ту же минуту апачи по сигналу Черного Змея с диким ревом бросились к храму и ворвались в него, не встречая никакого сопротивления. В храме было пусто, только почерневший труп янки, изборожденный пулями апачей, валялся у порога.
Суеверный ужас охватил индейцев, они бросились вон из храма.
Но снаружи их ожидал новый испуг.
Нападение на развалины так заняло Черного Змея, что он не обращал внимания ни на что остальное и теперь был немало смущен, когда, случайно обернувшись, увидел в долине толпу воинов по крайней мере в 60 человек. Сначала он думал, что это остальная часть отряда, оставленного вождями для осады острова и почему-либо последовавшего за ним, но фигура Крестоносца, замеченная им среди всадников, доказала ему, что это толпа враждебны» индейцев.
По его свисту воины бросились к лошадям, но было уже поздно, толпа команчей настигла их, и после слабого сопротивления апачи были разбиты. Никто не избежал копья или томагавка нападающих, и сам Черный Змей нашел заслуженную гибель в кровопролитном сражении.
По окончании битвы, продолжавшейся не более четверти часа, из развалин вышли граф, Железная Рука и Орел, исчезновение которых скоро объяснится, и приветствовали Крестоносца, подоспевшего так кстати с отрядом команчей.
Разумеется, все были согласны довершить одержанную победу и напасть на апачей, осаждавших остров. Во время совещания об этом нападении граф объявил, что он с Железной Рукой и команчем останутся здесь и явятся на остров на следующий день. Около полудня отряд команчей двинулся в путь, граф проводил их немного и дал Крестоносцу указания относительно своих людей. Но при этом он умолчал о причинах, заставлявших его остаться в долине, а Крестоносец не счел нужным спрашивать о них.
Глава десятая ЗОЛОТО! ЗОЛОТО! ЗОЛОТО!
Когда граф вернулся к своим спутникам, они стали снаряжаться в путь, к золотой мине. Несмотря на все свое самообладание, француз не мог скрыть волнения, думая о сокровищах, которые ему придется увидеть через несколько часов. Он нетерпеливо торопил своих спутников, которые совершенно спокойно увязывали одеяла на спину, чтобы не быть стесненными в движениях. Команч нарубил из сосновых веток несколько факелов, которые они также привязали себе на спину. Ружья были спрятаны внутри храма.
На первый взгляд в храме не было заметно никакого другого выхода. Но когда трое путников вошли в темный угол храма, перед ними оказалась узкая лестница, сложенная из камней и ведшая наверх. Здесь-то они и скрылись во время нападения апачей. Место было так удобно для защиты, что один человек мог бы задержать здесь всю толпу, если бы она сама не рассеялась под влиянием суеверного страха.
Через несколько мгновений все трое стояли на первой террасе храма. Здесь перед ними открылась такая же пирамидальная каменная постройка, как и та, по которой они взобрались, но никакого другого входа не было видно.
— До сих пор, сеньор, — сказал Железная Рука, — дорога вам известна. Мы также не знали, куда идти дальше, когда случайно открыли это место, и только искусство Хосе, внимание которого было возбуждено кусочком золота, найденным им на лестнице и, вероятно, лежавшим здесь уже целые столетия, помогло нам отыскать дальнейший путь. Его баррета, которую мы найдем в руднике и которой он стучал в каждый камень, открыла нам путь.
С этими словами он изо всех сил толкнул квадратный камень, который повернулся на железных петлях и открыл вход в постройку. Внутри нее также находилась лестница, ведшая на третью террасу, на которой виднелась еще пирамидальная постройка, прислоненная к скале. На внешней стороне этой пирамиды были выбиты ступени, по которым наши три странника выбрались на маленькую площадку. Перед ними возвышалась на головокружительную высоту почти отвесная скала, по которой в разных местах струилась вода. В скале были выбиты ступени на расстоянии двух футов одна от другой, поросшие мхом кольца из сплава цинка с медью, заменявшего у древних мексиканцев железо, были вделаны в стену, чтобы облегчить восхождение.