- Так как же ты можешь работать на немцев?!
Ох, на это Вася мог бы ему ответить! Он сказал бы, что работает с удовольствием, потому что партизаны тут же взрывают все, построенное Васей и его товарищами, а заодно отправляют на тот свет и немцев. Но Вася молчал и настороженно смотрел на унтера. Странный это был немец. «А может, он все это нарочно? Чтоб я выдал себя?» - подумал Вася и решил ограничиться вопросом:
- Мне можно идти работать?
- Иди! - сухо сказал унтер-офицер.
Вася ушел.
Потом Вася долго размышлял - не готовил ли ему унтер какую-нибудь ловушку и кто знает - может, завтра Васю повесят или расстреляют на глазах у всех, как это часто делают с пленными, когда они открыто протестуют против лагерного режима.
Но на следующий день их снова повели на работу, и снова к Васе подошел унтер. Он незаметно протянул хлеб с маслом. Вася не взял.
- Возьми, Вася, - сказал унтер.
Васе показалось, что голос его дрогнул. Вася смутился, взял хлеб и спрятал в карман.
- Ты не прячь, ты кушай, - ласково сказал унтер. - А то снова отнимут.
Вася стал есть. Унтер внимательно смотрел на него из-под припухших век.
- Вася, а ведь Смоленск освобожден, - тихо проговорил унтер.
Сердце у Васи вновь заколотилось.
- Тебе не хотелось бы попасть домой? - спросил унтер у юноши. И Вася почувствовал в его голосе что-то свое, родное. Нет, унтер не был похож на немца. И все-таки Вася продолжал смотреть на него недоверчиво.
- Ты ешь, Вася, ешь и слушай меня.
Вася кивнул головой.
- Есть у вас хорошие ребята?
И у Васи невольно вырвалось:
- Есть!
Было в этом унтере что-то такое, что заставляло доверять ему. Взгляд и голос какой-то особенный - будто Вася не раз уже слышал его. Движения у унтера спокойные, уверенные, а лицо волевое и тоже какое-то знакомое. Бывают такие лица, которые видишь впервые, а кажется, что ты знаешь этого человека давно. В глазах унтера Вася читал тоску, близкую его тоске. Тоску по Родине. Слова, голос, взгляд унтера заставляли Васю тянуться к нему скорее сердцем, чем разумом… Но форма, которую носил новый знакомый Васи, форма немецкого унтера, настораживала…
И воскликнув: «Есть!», Вася замолчал, решив, что сказал слишком много.
- Ну, хорошо, иди работай, - спокойно произнес унтер.
Вася ушел, встревоженный еще больше, чем прежде.
На третий день унтер появился снова. На этот раз Вася сам подошел к нему, и они отошли далеко в сторону. Унтер-офицер был выше надзирателя по чину, и поэтому никто им не мешал. К тому же, как Вася узнал позже, у унтера был документ, удостоверяющий его принадлежность к немецкой разведке.
- Вася, - сказал он. - Я… - Он еще раз пристально взглянул на Васю и уже твердо продолжал: - Я советский.
- Это был Мехти! - тихо воскликнула Анжелика.
- Да, это был он. И ты не представляешь, Анжелика, как взволновало меня это слово - советский! У меня подкосились колени, я опустился на землю и заплакал. Не помню, чтобы когда-нибудь я так плакал. Слезы лились и лились у меня из глаз…
Унтер назвал Васе свое настоящее имя и попросил, чтобы Вася столковался с другими парнями, на которых можно было положиться. Он хотел помочь им убежать к местным партизанам.
Все, с кем Вася договорился о побеге, до утра не смыкали глаз. Перед каждым из них возникала картина родной земли. Хотелось запеть потихоньку! Но все молчали… Был ноябрь, светало поздно. Они с нетерпением ждали рассвета. Наконец рассвело. Ночью партизанами был взорван виадук через овраг, и лагерников повели туда. Унтер-офицер пришел к виадуку. Они увидели его еще издали. Вот он подошел к надзирателю, вытащил из кармана какую-то бумагу и протянул ему с высокомерным видом. Надзиратель пробежал бумагу глазами, потом повернулся к работающим. Вася понял, что это их список. Надзиратель начал выкликать имена. Среди тех, кого называл надзиратель, были только парни, о которых Вася говорил унтеру. Они бросали работу и подходили к надзирателю. Потом их построили, и надзиратель, скривив тонкие губы, сказал:
- Господин унтер-офицер поведет вас на другую работу. Работать хорошо!
Унтер приказал рабочим следовать за ним. На окраине города он посадил их на трамвайчик фуникулера. Трамвай привез лагерников в Опчину. Унтер-офицер повел их дальше. Всю дорогу он молчал. Молчали и они, иногда бросая друг на друга тревожные, вопросительные взгляды.
Вот унтер-офицер остановился перед девушкой, сидящей на скамеечке у ворот. Девушка, видно, кого-то ожидала и от скуки занималась вязаньем узорчатых шерстяных носков. Она незаметно кивнула унтеру, и он продолжал свой путь. Позже Вася часто встречал таких девушек в окрестных селах и понял, что они сидят и вяжут неспроста. Перед идущими возникла длинная, невысокая ограда. Унтер ввел их во двор. Здесь на краю крутого, глубокого обрыва стоял низкий дом с плоской крышей. Ограда была сложена из больших каменных плит. Чувствовалось, что и ограде и дому уже много лет. Сквозь каменные плиты ограды пробивалась трава. Чернели голые лозы винограда, густо переплетенные друг с другом и образующие над двором высокий естественный навес.