Перед таким и на колени встать не зазорно... Зазвенел телефон, не давая додумать мысль и подобрать слова. По кивку Глостера Макгенри снял трубку.
— Капитан Найт?..— сказал он.
Несколько секунд капитан слушал, потом повернулся ко мне:
— Лейб, одолжи у кого-нибудь джип и немедленно на корабль! Марчисон поссорился с туземцем...
Я сбежал вниз по лестнице, прыгая через две ступени. Во дворе солдат заюлил джип; пришлось реквизировать, благо я был старше по званию. Минутой позднее, бросив джип у борта «Фелицифика», я уже карабкался вверх по крутой сходне.
В дверях шлюзовой камеры нервничал молодой матрос.
— Где Марчисон? — потребовал я.
— В радиорубке. Чужой вместе с ним, и они...
Помня Денеб и несчастного лягушатника, я скатился вниз по трапу.
Радиорубка, царство Марчисона, представляла собой небольшую кабинку недалеко от мостика. Оттуда он управлял всеми системами связи «Фелицифика».
Я рванул дверь. С разводным ключом в руках Марчисон стоял в дальнем углу лицом ко мне, свирепо глядя на аборигена. Со спины тот казался маленьким и беззащитным.
— Тебе здесь делать нечего, Лейб,— сказал мне Марчисон как ни в чем не бывало.— Не твое дело.
— Что здесь происходит? — рявкнул я.
— Туземец шпионит! Собираюсь проучить его этим ключом...
— Я не имел в виду ничего дурного,— печально пророкотал туземец,— Философский интерес, не более того. Странные машины. Если я нарушил ваши обычая, приношу глубочайшие извинения. Наш народ никогда никого не оскорбляет.
Я шагнул вперед и встал между ними, но так, чтобы Марчисону нелегко было достать меня ключом. Тяжело дыша и раздувая ноздри, он сверлил меня взглядом. Во гневе Марчисон был страшен.
— Я сказал, тебе здесь делать нечего, Лейб! — Он двинулся прямо на меня.— Это моя радиорубка, и ни ты, ни он мне здесь не нужны.
— Положи ключ, Марчисон! Это приказ.
— По должности я не обязан подчиняться никому, кроме капитана, если считаю, что корабль подвергается опасности,— презрительно скривился Марчисон,— А я так считаю! На борту находится опасный чужак!
— Включи мозги, Марчисон. Аборигены Шаулы не опасны. Попался один любопытный, вот и все.
В ответ Марчисон угрожающе повертел ключ в руках. И почему я не захватил бластер? Абориген между тем наблюдал нас безмятежно и доброжелательно, будто не верил, что кто-то может тронуть его, такого старого и безобидного.
— Вам лучше уйти,— посоветовал я туземцу.
— Еще чего! — проревел Марчисон, отталкивая меня в сторону.
Абориген ждал, не двигаясь. Остановить разъяренного быка не вышло, хотя я пытался. Брошенный ключ загрохотал по полу, Марчисон в последний момент передумал и ограничился увесистой пощечиной. Из угла рта его хрупкого противника поползла голубоватая струйка.
— Что ты вынюхиваешь? — Марчисон замахнулся. Замахнулся и ударил.— Я отучу тебя шпионить!
На этот раз туземец рухнул на пол, будто из него выпустили воздух. Три глаза не закрылись, но продолжали смотреть на Марчисона с укором. Через некоторое время тот не выдержал и отвел взгляд.
— Убирайся,— буркнул Марчисон.
Незваный гость поднялся на ноги и ушел, прихрамывая. Он не был искалечен. Похоже, они не такие уж хрупкие.
— Посадишь меня в карцер? — спросил Марчисон.— Ладно, сам пойду...
В карцер мы его сажать не стали, так как пользы от этого не предвиделось. С самого начала было ясно: неприятности неизбежны. Вы не станете наказывать гидразин за пожар, если сами бросили в ведро спичку. В каком-то смысле Марчисон не был виноват.
Вместо наказания ему объявили бойкот. Это вышло само собой. Люди на базе за год привыкли уважать аборигенов, их чуть ли не боготворили. Человека, способного на физическое насилие, просто перестали замечать.
На борту «Фелицифика» его тоже сторонились. Так он и ходил, молча закипая, высокий, огромный и одинокий. Чужих он тщательно обходил стороной.
Марчисон получил вторую запись в психологической карте. Теперь, согласно правилам Космического бюро, ему никогда больше не доведется побывать на планете, где есть разумная жизнь. В бюро много таких правил: они закрывают двери амбара, когда все уже случилось.
Так прошло три дня. На четвертый, приняв на борт двадцать восемь человек, мы попрощались с Глостером, его ветеранами и новичками, которых мы высадили здесь. Попрощались и с аборигенами, не без неловкости.
Все шестеро, включая пострадавшего, остались посмотреть, как мы стартуем. Счастливого пути они желали нам серьезно, без затаенной горечи. В сотый раз я подивился их мудрости, терпению и пониманию.