— Вы видели ту часть, где инопланетяне движутся по стоянке? А потом вдруг начинают хватать людей и все бегут? Вот тогда они ее и поймали. Она стояла в первом ряду, и, возможно, у нее был шанс убежать, но ваша жена медлила дольше чем следовало. Насколько я понимаю, она побежала, потом остановилась — она смотрела в их сторону и, может быть, даже что-то им говорила — но тут… э-э-э… тут ее…
— Тут они ее и схватили?
— Должен вам сообщить, что так оно и произошло.
— Понятно, — с каменным выражением лица произнес Кармайкл.
— Все свидетели соглашаются, что она не поддалась панике, не кричала и вела себя очень храбро. Я решительно не понимаю, как можно сохранить присутствие духа, когда чудище таких вот размеров держит тебя на весу, но могу заверить вас, что все, кто видел…
— Здесь мне все понятно, — сказал Кармайкл, потом отвернулся и, закрыв на мгновение глаза, несколько раз глубоко вдохнул горячий дымный воздух.
Разумеется, она сразу же отправилась к месту посадки. Разумеется. Если и был в Лос-Анджелесе человек, который по-настоящему хотел встретить их, увидеть своими глазами, а возможно, и поговорить, добиться взаимопонимания, то это Синди. Она их просто не испугалась. Она вообще, похоже, никогда ничего не боялась. Кармайкл с легкостью представил себе, как она стоит в охваченной паникой толпе на автостоянке, спокойная, излучающая радость, не отрывая взгляда от гигантов-инопланетян и улыбаясь до того самого момента, когда они ее схватили. В каком-то смысле он даже гордился ею. Но мысль о том, что Синди в их власти, приводила его в ужас.
— Она на корабле? — спросил Кармайкл. — На том, что стоит неподалеку отсюда?
— Да.
— От пленников поступали какие-нибудь сообщения? Или от пришельцев?
— Я не имею права делиться подобной информацией.
— Но есть хоть какая-то информация об этом?
— Прошу меня извинить. Я не вправе…
— Я отказываюсь поверить, что этот корабль просто стоит там, и никто ничего не делает, чтобы вступить в контакт с…
— Мистер Кармайкл, уже создан командный центр и начата определенная работа. Это по крайней мере я могу вам сказать. Могу сообщить также, что в работе принимает участие Вашингтон. Но ничем больше в настоящее время…
К ним подбежал мальчишка из отряда бой-скаутов.
— Майк, самолет загружен и готов к вылету!
— Ладно, — ответил Кармайкл.
Пожар, этот чертов пожар! Он умудрился почти забыть о нем. Почти. Чувствуя, как его буквально разрывают две противоречивые заботы, Кармайкл замер на мгновение в нерешительности, потом сказал офицеру:
— Послушайте, мне пора на вылет. Вы здесь еще немного побудете?
— Ну…
— Хотя бы полчаса. Мне нужно сбросить пламегаситель. После чего я хочу, чтобы вы взяли меня с собой к кораблю и провели через кордон. Я сам поговорю с этими чудищами. Если моя жена на корабле, я хочу ее вызволить.
— Я пока не вижу такой возможности…
— Ну тогда постарайтесь увидеть, — сказал Кармайкл. — Встретимся прямо здесь через полчаса.
Поднявшись в воздух, он сразу заметил, что пожар по-прежнему разрастается. Ветер стал еще резче, порывистее, и теперь, изменив направление на северо-восточное, гнал огонь к окраинам Чатсуэрта. Раскаленный пепел долетал до самого города, и Кармайкл увидел, как занялись несколько домов. Он понимал, что их будет больше. Борьба с огнем вырабатывала у человека странную способность предвидеть исход поединка независимо от того, кто сильнее в настоящий момент, огонь или человек, и эта способность подсказывала ему, что проводимая людьми колоссальная операция проваливается, что пламя все еще набирает силу и что до наступления ночи не один такой район превратится в пепелище.
Когда ДС-3 вошел в зону пожара, Кармайкл вцепился в штурвал. Огонь всасывал воздух с бешеной силой, воздушные потоки крутило и перемешивало совершенно непостижимым образом. Впечатление было такое, что огромная рука вдруг схватила самолет за нос и начала трясти. Командный вертолет болтало, как воздушный шарик на веревочке.
Кармайкл связался с ним по радио, чтобы получить приказ, и его направили на юго-западный край пожарища, почти достигшего первого ряда домов, где люди с лопатами пытались загасить разгорающиеся очаги пламени в садах и на участках. Над домами высились огромные пальмы, и нижние ветки, свисающие юбками высохшей листвы, уже пылали. Собаки со всех окрестных дворов сбились в одну большую обезумевшую стаю и теперь метались по улицам.