Тюремная камера из каюты получилась более чем приемлемая. Тут даже имелась просторная душевая, оборудованная с максимальным удобством для пациентов или их родственников, которых перевозил МедЭвак. В стену над койкой был встроен экран, на котором можно было либо отслеживать маршрут, либо посмотреть фильм или послушать музыку.
При других обстоятельствах Джейс оценил бы это все по достоинству, но едва за ним закрылась дверь его временного пристанища, он словно выключился из реальности. Его охватила апатия, какой он до сих пор не знал. Не было никого, для кого нужно было бы поддерживать видимость, и он просто ушел в себя. Когда он пялился в экран или в иллюминатор, в голове было пусто. Два раза в день ему приносили еду, и он ел, не разбирая вкуса размороженных пайков. Ел просто потому, что так надо. Каждый день он умывался и одевался только потому, что это было привычной рутиной. Выполнив все ритуалы он просто садился на койку и сидел или лежал без движения, с абсолютно пустыми глазами.
Однако, эта апатия была очень поверхностной. В мыслях, в глубинах подсознания все шло в разнос. Джейс не мог спать, его мучили кошмары. Всегда одни и те же, словно кто-то поставил их на замкнутый цикл, чтобы свести его с ума. Умирающая Кора у него на руках и глумящийся над ним Карнз. Даже наяву эти образы преследовали его, а в ушах стоял собственный крик, когда он увидел ее в тот момент.... Иногда его накрывало волной отчаяния - сердцебиение учащалось, он начинал дышать быстрее, хотелось лезть на стену, да что там - выпрыгнуть из собственной шкуры! Но выхода не было. Он не мог даже ничего ударить, чтобы хоть как-то сбросить эту энергию. И тогда казалось, что собственный мозг орет и пытается проскрести сквозь череп.
Джейс не заметил, как в привычку вошло немного раскачиваться корпусом в такие минуты. И он все так же не мог избавиться от ощущения липкой и горячей крови на руках - он часто либо мыл их, либо неосознанно потирал. Он все еще был там, на усеянной трупами базе, с умирающей любимой женщиной в объятьях. Казалось, ему никогда оттуда не выбраться.
Через неделю корабль приземлился на Сиволе. Его вели вслед за каталкой с криокамерой через отдельные переходы в ВИП-зону, где уже ждала команда скорой и Дон Алехандро со свитой. Криокамеру передали специалистам и те повезли ее на погрузку во флайер скорой. Почти не отводивший глаз от безжизненного тела дочери отец бросил беглый взгляд в сторону ее раба. Дон Алехандро, несомненно, был мужчиной сильным по характеру, именно поэтому черное горе на его лице казалось еще более жутким. Он что-то коротко бросил своим людям, и у Джейса сразу же забрали все вещи, а ему самому завели руки за спину и так и провели в один из черных флайеров кортежа конгрессмена. Сам Дон Алехандро не удостоил его больше ни единым взглядом.
Никто ничего ему не объяснял, а Джейс не смел задавать вопросы или оказывать сопротивление. За последний год он никогда так остро не ощущал собственное низкое положение как теперь, но сейчас бунт в душе не теплился. Все, что выпадало на его долю, начиная болью от ран и заканчивая унижением, он заслужил. В этом Джейс твердо был уверен, а потому терпел все безропотно, иногда даже словно глядя на себя со стороны и злорадствуя.
Роскошный дом, больше похожий на дворец и окруженный зеленым парком, куда они приехали, несомненно был резиденцией конгрессмена. После того, как Дон Алехандро вышел из своего флайера и вошел в дом через парадный вход, Джейса вытащили на свет божий и повели куда-то в хозяйственную часть. По старой привычке он пытался запомнить все ходы, подмечать все детали, но это было чисто автоматической реакцией. Бежать он не планировал.
Его отвели в местное подобие тюрьмы, втолкнули в маленькую камеру и заперли. И все. Несколько дней прошли один за другим, а о Джейсе никто не вспоминал. Только охрана по три раза в день приносила поднос с едой и водой. Джейс ожидал, что его хотя бы попытаются допросить об обстоятельствах ранения Коры, но никто не спешил с ним разговаривать. Понятное дело, у родителей Коры были сейчас другие приоритеты, но неведение сводило с ума.
Первые дня три - в точности своих подсчетов он уверен не был - Джейс еще терпел молча, но потом начал пытаться заговорить с охраной. Когда принесли поднос, он попытался спросить, жива ли Кора. Ему не ответили. Еще раз попытался, когда поднос забирали, и снова - во время ужина. Ответом всегда было молчание. Неизвестность, чувство вины, горе, страх, отсутствие отдыха и аппетита привели к тому, что утром четвертого дня, Джейс взбесился. Не получив ответа на свой неизменный вопрос, он схватил поднос и стал молотить им в дверь, неистово требуя ответа.
— Будьте же людьми, скажите, жива она или нет? - ревел он раненным зверем.
Его бунт пришли подавлять довольно быстро. Дверь в маленькую камеру внезапно открылась и в грудь Джейсу влетели электроды шокера. Причем, на одной ярости Джейс смог немного посопротивляться разрядам тока, скручивающим мышцы, но все же его тело парализовало и вытянуло в струну, и он рухнул на пол, где его тут же и заковали в кандалы. После этого дверь снова заперли и оставили раба валяться на полу как минимум на час.
Трудно было сказать, сколько именно он так провалялся, пока за ним не пришли и не подняли его, грубо и бесцеремонно, на ноги. Скованного по рукам и ногам Джейса протащили по всему изоляционному блоку и через служебные ходы провели, а точнее даже, проволокли в господскую часть дома. Он еле успевал переставлять скованные слишком короткой цепью ноги, постоянно спотыкаясь и получая за это тычки под ребра.
В комнату его втащили на ускорении, так что когда его ударом под колено отправили на пол, рухнул он, гремя цепями, как средневековое приведение, но с тяжестью и грацией мешка картошки. Хорошо еще, пол комнаты был устлан пышным ковром, иначе от колен ничего бы не осталось - сила удара была очень даже значительной. Джейс едва успел выставить руки, чтобы не приложиться лицом об пол и худо-бедно сгруппироваться. Обретя равновесие, он выпрямился и сел на пятки.
Кабинет Дона Алехандро был очень похож на кабинет Коры. Но если дома - а о ранчо Джейс думал теперь именно так - тёмные оттенки отделки создавали уют, то здесь давили на психику. Моложавый подтянутый мужчина в безупречно сидящем дорогом костюме, разместившийся за резным столом, прожег раба взглядом. Дон Алехандро не зря получил свое прозвище, этот человек с резкими, несколько демоническими чертами испанского аристократа, действительно был похож на современного конкистадора. Его окружала насыщенная аура силы и власти, причем ни то, ни другое в доказательстве не нуждалось. Дон Алехандро всем все уже давно доказал. Такому человеку не нужно самоутверждаться на шкуре бесправного раба, нет, он такое ничтожество прихлопнет походя, как муху, даже не заметив.
— Сначала ты обманом влез на эвакуационный борт, а теперь смеешь бунтовать! - жестко припечатал раба Дон Алехандро.- Сейчас тяжелое время для семьи, нам некогда тратить время на твои истерики.
В голосе Дона Алехандро сквозила едва сдерживаемая ярость. Джейс опустил голову и склонился вперед, опираясь на вытянутые руки.
— Господин, я знаю, что виноват, и готов понести любое наказание. Но прошу вас, заклинаю, просто скажите мне, она жива или нет? - если никто не хотел проявить хоть каплю человечности, он готов был унизиться, лишь бы узнать судьбу Коры. Неизвестность была хуже казни.
Дон Алехандро встал и принялся нервно прохаживаться туда-сюда. Джейс замер в ожидании. Он не покривил бы душой, сказав, что от ответа зависит его жизнь. Отец Коры ответил не сразу.
— Она жива, едва-едва, но жива, - коротко бросил он, и Джейса сильно пошатнуло, когда земля резко поплыла куда-то влево.
Все сдерживаемые до сих пор эмоции прорвало. Слезы непроизвольно брызнули из глаз, он судорожно вдохнул и закрыл лицо руками. На плечи свалилась вся усталость последних дней, грозя размазать его по этому прекрасному дорогому ковру. Казалось, внутри него резко вскрыли назревающий нарыв и вместе с болью и опустошением хлынуло облегчение. Некие невидимые нити, до сих пор державшие его, как марионетку, оборвались, оставляя беспомощным и обессиленным. Но слишком много всего разом было тяжело вынести. Его сильно колотило изнутри.