Если же кто-нибудь хочет создать себе искусственную близорукость, чтобы не получилось копирования и фотографирования, по-моему, выйдет ложь. Я, конечно, не беру здесь редкие случаи, промежуточные и переходные формы всякое бывает,- но закон есть закон. По-моему, никакое копирование не страшно при отсутствии базарных соображений. Вот у братьев Ван-Эйк самое тщательное копирование медной лампы - это высокая поэзия. Достоевский говорит о процентах, по гривне в месяц с рубля, и вы чувствуете себя на краю страшной бездны. А ложь мне хоть сахаром обсыпь, назови ее хоть видением, или романтикой, или другим еще более дерзостным словом - все равно это будет вздор, соска для либеральных младенцев, нас возвышающий обман.
Да возвышающий ли? По-моему, возвышает только честное знание действительности, а ложь во спасение не сочиняйте, напрасно будете портить бумагу. Не хочу я такого спасения, у нас от него до сих пор бока болят. Дайте мне достоверные факты и считайте меня неспособным к пониманию искусства. Мне все равно.
- Так-то оно так, но где же будет субъективный фактор, воля художника, его идеал?
- Тут все это будет. Если под именем субъективности мы понимаем незаурядную силу общественного чувства, преданность лучшим идеям времени, отвращение ко всякому социальному и национальному унижению, неотступную мысль о том, что существуют люди, за которых некому заступиться, - тогда не о чем спорить. Такое "видение" я признаю, и каждому настоящему художнику его не занимать. Отсюда даже своеобразие художественной формы растет, как язык Толстого вырос из его желания смотреть на мир глазами простого человека, рассуждающего о своих делах
без вранья.
Так изложил мне суть дела ваш внук Иван Жуков. Он сказал еще в тот вечер, что словам не верит. На словах А.Дымшиц - защитник вольности и прав, а на деле? На деле он защищает писателя от попытки выразить свою личность более широко и полно. Ибо самое важное право личности - это право предлагать посредством слов или поступков, научных понятий или образов решение общих задач. Отнимите у писателя это право под предлогом ограждения его от "абсурда всеобщности" - вы отнимите у него все.
Мы с И.Жуковым не покушаемся на права личности, указанные в советских законах, не тесним ее в угол, а напротив, хотим, чтоб личность вышла на широкий простор и прежде всего, чтобы она видела "вещи, как они есть", то есть знала истину и говорила ее в любой, самой индивидуальной, самой сказочной форме, но истину а не сказку для маленьких детей. Ибо сказка может быть истиной, но истина - это не сказка. Нет, истина существует. И когда люди смеются над ней, когда они думают, что все можно сделать, купить, организовать, наполнив головы большинства любой мифологией, она вдруг появляется на сцене с неожиданной стороны и доказывает им свое существование самым беспощадным образом. Мы-то с вами, дедушка, знаем, почем стоят эти уклоны в области чистого видения...
А насчет правды хорошо сказал Лютер, тот самый, что стоял на своем и не мог иначе: "Вино - это сила, власть сильнее, женщина еще сильнее, но правда сильнее всех". Да, правда сильна, только силу ее люди обыкновенно постигают задним числом, когда жизнь уже начинает их крепко щелкать по голове, а до тех пор она кажется им совсем незначительной величиной.
Однако длинное у меня вышло письмо. Вы его, пожалуй, сразу не прочтете, придется оставить на вечер. Вот когда достанется мне за мелкий и неразборчивый почерк! У нас, бывало, один комиссар, если получит из части такое донесение, сейчас резолюцию чертит: "В следующий раз шлите очки".
Вы-то, дедушка, видите хорошо, ничего не скажешь. По-моему, Антон Павлович Чехов, хотя он и классик, а классикам, говорят, все позволено, должен был воздержаться от искажения вашего положительного образа. Зачем приписывать вам пьяные глаза и обзывать старикашкой? Какое-то здесь снижение получается, приземление лишнее, одним словом - герой с червоточиной. С нашей точки зрения, этого не может быть. Пьете вы ни много, ни мало, а сколько поставят. Читаете в очках не потому, что глаза плохи, а потому, что руки коротки. Вот если бы на месте Чехова был В.Непомнящий, он сумел бы увидеть настоящую правду, ту правду, которая не тождественна с фотографированием и копированием, не впадает в абсурд всеобщего, а является правдой нашего видения.
Скажите, где мне добыть немного творческой индивидуальности ? Есть у меня желание отразить без всякого объективизма тихий вечер в колхозе "Луч". Окончив свои трудовые дела, сидите вы, милый дедушка, на печи, свесив босые ноги и читаете мое письмо колхозным стряпухам. Около печи ходит Вьюн и вертит хвостом.
А в теории вертеть хвостом нельзя, в этом ее проклятая особенность. Или вернее, можно, если нравится, но для самой теории от этого пажить невелика.
Как-нибудь в другой раз я расскажу вам о новаторах и консерваторах более подробно - одним словом, все, что я о них думаю. А пока прощаюсь с вами, милый дедушка, спешу заклеить конверт и несу его на почту.
Лети с приветом, вернись с ответом!
4
Москва, ноябрь 196...г.
Милый дедушка, Константин Макарыч! Некоторые мне говорят, что я идеалист, то есть в простоте души чего-то жду, а вы не станете, будто, мои письма читать. И даже объясняют, что вы крепко помните старые обиды и не забыли, как нас с Иваном Жуковым посылали к вам проводить ранний сев в грязь. Да, милый дедушка, было это - в году, кажется, тридцатом или тридцать первом? Не помню. Виноваты мы перед вами. Если так, то действительно... А мне эта мысль даже в голову не взошла.
Вы и тогда говорили, что из этой затеи ничего не выйдет. "Землю понимать надо! Разве хороший хозяин так делает? место у нас низкое, лошади по самые бабки в воде ходят, а они сеять придумали, храпоидолы! Зачем семенной фонд губите?"
Мы тоже чувствовали, что тут не все ладно. Однако по молодости лет разобраться не могли, и отчасти нам хотелось верить в чудо нашей воли. Наш план - это мы с вами, товарищи! Ссылаться же на "объективные причины" в те времена считалось самым большим злом, как будто кроме нас и независимо от нас в мире больше ничего нет. Таково наше видение, а кто будет возражать с точки зрения законов природы или хозяйства, того не слушать как сущего консерватора и предельщика.